Тамара Ла - В плену времени – 2. Повести

Гектор выслушал их, зашагал обратно и вместо свежей крови на мече принес Главку известие, что горожане прихлынули к царскому дому, требуя хлеба.

– Дурак! – крикнул мгновенно обозлившийся на него Главк. – За тем, что ли я тебя послал, чтобы ты мне это сказал?! – но затем он невольно обратил внимание на сильный шум, несущийся со двора. – Что это за шум?

Несколько стражников, бряцая вооружением, пробежали мимо открытых дверей по коридору, четверо других вошли в комнату, ожидая приказаний, а вслед за ними вошедший Агданим смело сказал Главку:

– Люди требуют хлеба!

Царек покачал головой, дивясь. Посетовал:

– Бездонное брюхо у народа! Ненадолго ему хватило зерна, что я роздал десять дней назад!

Встал, нашаривая со стола царский жезл и запахивая на себе мантию. Прошел коридором, вышел на крыльцо, с которого недавно сошла Медея. Подождав, пока крики и гомон поутихнут, сказал толпе:

– Зачем это вы пришли ко мне? Идите в храмы и молите богов! – И своим жезлом Главк показал в сторону храма на площади.

– Мы уже молили богов! – дерзко крикнули ему из толпы. – Сам иди молись!

Делая вид, что ничего не слышал, Главк повысил голос, продолжая говорить:

– Колдунья-чужеземка Медея наслала на нас порчу и засуху и грозит нам еще большими бедами: хочет мором извести нас и наших детей. Идите и накажите ее за это! Через ее смерть освободимся от наказания разгневанных Богов! Их праведный гнев пылает на нас за то, что мы дали приют чужеземке, осквернившей и заразившей наш город своим присутствием! Идите, накажите ее, не дайте ей убежать! – указуя рукой в сторону нижних восточных улиц, натравлял дураков Главк.

Неподалеку от него, возле бокового выхода из дворца, рядом со стражником стоял вооруженный царевич – мальчик смеялся, вовсю потешаясь над горожанами, ничуть не боясь, что люди набросятся на него, и, действительно, они не обратили на него внимание. Толпа, обретшая цель, с усиливающимися злобными криками повалила со двора на улицу.

– Они сметут дом колдуньи, – пробормотал Главк.

Он не мог забыть проклятий Медеи, но немного приободрился, приняв убийственные контрмеры. «Когда еще я умру – неизвестно, а тебя я сейчас хочу видеть мертвой», – мысленно сказал он Медее. В это время нему подошел сынок – на перевязи меч, за поясом кинжал. Мальчик покатывался со смеху, держась за бока:

– Колдунью и всю ее семью изведут, – так ведь, папа?

– Изведут, сынок. Незачем ей жить, зловредной колдунье.

И Главк криво заулыбался, глядя вслед спешащей на расправу толпе горожан – ему было очень приятно думать, что сейчас они разделаются с ненавистной чужеземкой. О Ясоне он и не думал. До Ясона ему дела нет.

Медея спешила домой. Безудержная ярость против нынешней своей жизни все сильнее охватывала ее. Душа, мучительно вытягиваясь, рвалась из тесной оболочки, как взбесившиеся кони, неудержимо рвя упряжь, разбивают колесницу. Иссякло все терпение! Духовная и телесная скованность довели ее до бешенства; единственное, о чем она думала: бежать отсюда, избавиться от жизни, ставшей постоянным страданием. Сквозь все тиски настоящего прорваться к себе прошлой – той, которую она сейчас ясно помнила в свете исступленного прозрения. «Бежать отсюда! Мир, который я покидаю, не стоит меня! Даже не оглянусь!»

Усиливающееся стремление к освобождению ощущала она в себе каждое мгновение и при каждом движении. Появилась на дворе дома перед Ясоном и детьми и заявила:

– Мы уходим из Коринфа!

Прошла в комнаты и взяла свой плащ и две туники. Подчиняясь ее указаниям, две рабыни начали складывать в корзинки немногочисленную утварь и еду; лишнее побежали отдать соседям. Ясон вошел в комнату.

– Что ты делаешь? Куда мы пойдем?

– Нужно уходить отсюда, – не оборачиваясь, сказала она.

– Куда? Куда мы еще можем уйти?

Медея стремительно обернулась к нему.

– Это все из-за тебя! Будь ты проклят! Ненавижу тебя и годы, проведенные с тобой!

И перед силой ненависти, брызнувшей из ее глаз и лица, Ясон постыдно отступил. Опустил голову, пробормотал:

– Подожди, надо обсудить куда идти…

– Я ненавижу тебя! И себя за то, что жила эти годы рядом с тобой!

Медея схватилась за грудь, удерживая силу рвущихся, растрачиваемых зря слов, затем резко шагнула во двор – на свет солнца. Повернувшись к открытым дверям, где на пороге встали высокий Ясон и мальчики, сказала:

– Я ухожу. Идите со мной, – велела она сыновьям.

Старший мальчик посмотрел на Ясона и взялся за его руку.

– Мы останемся с отцом.

Медея взглянула на них троих. Теперь в ее глазах не было ненависти, одна золотая, исступленная пристальность Богини. Отвернувшись, она шагнула под тень крыши, подпертой старыми колоннами, направляясь к входу во вторую комнату, чтобы взять узел с одеждой и уйти из дома.

На улице бурно нарастал шум, неприкрытые створки ворот распахнулись – в них с палками, камнями и сжатыми кулаками хлынула толпа. Вмиг люди наполнили двор черным, кишащим месивом, кинулись в дом. Отброшенный к стене, ударенный дубиной по голове и оглушенный, упал Ясон. Люди похватали двух детей и рабов – они и их крики потонули в месиве чужих рук и ног, как мелкие рыбешки в бурлящем вареве котла! Люди били их чем попало, растерзали их тела, по кусочкам разнесли по земле, затем обрушили удары на стены пустых комнат. Раздалось жалобное блеяние двух схваченных овечек.

Медея стояла в легкой тени колонн и навеса. Люди странно не заметили ее, хотя их вытаращенные глаза жадно искали ее – их рты изрыгали крики и вопли, возбужденные руки и ноги дергались и наносили удары куда попало. Они метались по двору, топча растерзанные тела рожденных ею детей. Медея бесчувственно смотрела на все, будто глядела через чужие, а не свои, глаза. Душевные бури столь опустошают, что после них ничто уже не волнует. Всё прошлое уже не имело для нее никакого значения. Ее золотистые глаза любимицы Солнца не знали соленой влаги слез.

Она стояла в таком невозмутимом покое, что выпученные глаза людей не видели ее, а она пронзительно-ясно различала их оголившиеся лица, застывшие в гримасах извергающейся злобы. Она видела жалкое прошлое, настоящее и будущее этих существ. «Вы разойдетесь по домам, продолжите жрать, плодиться, и время от времени вновь будете на кого-нибудь кидаться и убивать. И так всегда. Прокляты вы землею от вашего зарождения».

В ворота вбежали несколько запыхавшихся человек, что-то крича. Раздались вопли, что вторая толпа во главе с Клеомедом потрошит зерновые склады царя. Люди схлынули со двора, кинувшись на звуки грабежа и дележки. Медея не взглянула в последний раз на лежавшего Ясона и окровавленные останки детей и слуг, прошла к воротам – в них с опустевшей улицы испуганно заглядывали две ее рабыни. Потрясенно и с ужасом оглядываясь на дворик с разбросанными, окровавленными телами убитых, девушки поспешили по улице вслед за Медеей, свернули за угол.