Тамара Ла - В плену времени – 2. Повести

День за днем, неторопливо-уверенно ступая, Медея несла свое статное широкое тело по древней земле, и наконец, как грозовые тучи, засинели впереди родные горы. По лесистым склонам она спустилась к большому городу Синопе, и перед ней раскинулась прекрасная голубая даль моря. Вдоль берега она шла еще пять дней до своих родных мест.

На поляне между хижинами и священной рощей женщины сидели вокруг костра, в его тепле греясь от предзимней, легкой прохлады.

Неторопливой, статной поступью, с развернутыми плечами, Медея подошла к женщинам и заговорила на их и своем родном языке. Прямо смотрела им в лица, узнала нескольких, и ее тоже признали. Сказали, что Анхи и некоторых других ее родных уже нет в живых.

Медею повели к новой предводительнице рода. Она – моложе Медеи. По глазам и внешности друг друга сразу поняли: они – соперницы в соревновании за близость к Великой Матери.

Стала жить среди своего племени, снова – жрица. Для Медеи это – возвращение к себе.

Порой брала в свою хижину того или иного мужа, но она безразлично смотрела в их лица и не собиралась их запоминать.

Она стала связью между Матерью и людьми. Через нее Богиня общалась с людьми.

Ее душу до краев наполняла властная уверенность в себе. В величественных храмах природы тайны Матери всегда открыты ей. Неразрывная с природой, это она сияла над миром солнечными лучами, разливалась ночным мраком, плескалась морскими волнами. Цвела на лугу цветами.

Она шла в лес и начинала слышать голоса листьев, пение цветов и облаков. Целые дни и ночи проводила возле моря. Уходила в горы. По виду и запаху отыскивала волшебные, помогающие прозрению, растения. Она ложилась на склон горы, всем телом впитывала ее неимоверную мощь. Ночь расцветала, и исступленный свет священного откровения опьянял раскрытую настежь душу.

К вечеру или утром Медея приходила в себя, и ей даже не нужно было вспоминать, где и кем она была в своих видениях в прошедшую день или ночь. Она была всем.

Она возвращалась в селение. Садилась перед палящим пламенем костра, вдыхала запахи проясняющих сознание трав и предсказывала женщинам и мужчинам их дальнейшую жизнь, а также рассказывала жизнь их предков. Лицо ее было неподвижно, а слова ронялись с губ, будто в засуху капли влаги со скалы. Она смотрела сквозь огонь в неведомые и недостижимые другим дали.

Ее родные и почитатели говорили, что предводительница рода завидует ей, но Медея знала, что это не так. Их силы почти равны. Им незачем завидовать друг другу.

Однажды проходя мимо Главной, сидевшей возле своей хижины, Медея случайно взглянула в ее глаза и мимолетно, без жалости или злорадства смогла предвидеть, когда и отчего та умрет. Главная уловила этот все открывший взгляд Медеи и мгновенно отвернулась, не желая ни с кем делить свои тайны. Когда Медея прошла, Главная, обернувшись, гневно посмотрела ей вслед.

Раз в несколько лет местные женщины паломницами отправлялись пешком на юг в древний город Мелид в Комагене – в издавна знаменитый храм Великой Богини. Медея пришла вместе с ними на праздник Богини, и в древнем грубо-каменном святилище они поклонились изображению Матери.

В храме – присутствие всесокрушающей женской мощи. В древних, основанных самой Богиней, обрядах кровь жертв текла на алтари дымящимся потоком. Мать Мира – извечно свирепая и кровожадно ненасытная, и ее служительницы – столь же беспощадные. В ритуальных беснованиях жрицы убивали детей, мужчин и животных в угоду Властительнице жизни и смерти.

В новолуния и полнолуния они проводили ночные служения. В обретении своей настоящей сути женщины предавались неистовым танцам, соитиям с мужчинами-жертвами, кровавым беснованиям.

В такт ударов бубнов душа Медеи очередной раз высвобождалась и мучительно раздирала обвившие ее путы повседневности – так под ударами топора обнажается от коры ствол дерева, превращаясь в фигуру богини, в заточенное готовое к бою копье. Неистовое выворачивание-высвобождение себя, растягивающееся до сокрушающего взлета все чувств.

Горячий вихрь безумия заполнял ее, будто горели, доставая до небес неба, обжигающе красные языки пламени – они сжигали мир, не оставляя ничего, кроме обнажившегося сознания Богини.

Подступающий священный экстаз восторгом и тоской, неистовым вихрем обжигал жриц – Богиня входила в них! Всё тело – крик наслаждения и боли!

Их задыхающееся дыхание переходило в вопли, повторявшие бешеные порывы чувств, как льющаяся вода повторяет острые изгибы скал.

Исступленное напряжение пронизывало тела одержимых, точно стрела света пронзает тьму пещеры.

Сила экстаза заставляла женщин извиваться и метаться, как диких зверей, выпущенных на свободу. Хохот и воющие вопли рвались с губ. Красная тьма колыхалась перед глазами. Они метались, нанося раны себе и друг другу; с наслаждением резали свое тело и тела жертв; кусали их плоть, жадно пили кровь! Потом падали среди своих жертв и сами лежали, как мертвые.

Через несколько дней Медея вышла за пределы храма, на поляне села в травы и ощутила, как упругими легкими волнами распространяются вокруг волны полдневной тишины и покоя. Они могучими объятьями объяли ее, и душа вплелась в них, освобождаясь от напряжения кровавых ночных обрядов.

Она поднялась, пошла по лугу и с глазами, осыпанными солнечным блеском, внезапно обернулась на чей-то взгляд. Сбоку тропы стройно высился высокий куст аконита – это он глядел на нее светло-синими глазами цветов. И голубые цветы вдруг напомнили ей о Ясоне. Медея почувствовала, что это напоминание не случайно. Вероятно, в этот день или ночь с ним что-то случилось; возможно, он умер. Что ж, в былое время они были достаточно близкими, чтобы и теперь она могла уловить важные события в его жизни. И все же она очень отдалилась от прошлой жизни, и вспоминание о Ясоне было коротким.

Она стояла, смотрела на цветы, лес и горы. Почувствовала, что сама скоро умрет. Этой ночью она услышала зов Матери, зовущий ее к себе. Нужно умереть, сбросить кратковременную оболочку земного бытия.

Не дожидаясь спутниц, Медея зашагала домой на север к морю. Опять одна шла. Жажда вернуться в родную стихию влекла ее вперед, сиянье моря она видела всюду на своем пути.

…Холмы и леса расступились, выводя Медею на побережье. Вдоль всего берега бескрайний синий простор играл-переливался свежо шумящими волнами. Наконец-то! И ее грудь поднялась в счастливо долгом вздохе облегчения.

Священно прекрасное море простиралось до края мира, сладкозвучным шумом и блеском зовя в извечную даль.

Не заходя в село, столкнула лодку в волны и гребла, пока вокруг нее остались лишь бескрайние голубые и синие дали.

И, встав, Медея сделала ритуальный знак поклонения Небу и Морю – двум могучим ликам Матери, – приветствуя их, готовая войти в них и раствориться.