Тамара Ла - В плену времени – 2. Повести

Утром с молитвой к богам отчалили от берега.

Сначала Ицар привел «Славу Кара» в Галикарнасс, чтобы погостить у своих друзей-родственников, но в тот же день, хотя время уже перевалило за полдень, он велел сняться с якоря. Вскоре «Слава Кара» покинула удобный порт Галикарнасса.

Ицар не боится выходить в море даже по вечерам на ночь глядя. Он пояснил Гелиодору, что до Сиракуз плыть не менее двенадцати дней и ночей. Сначала они поплывут мимо островов Спорад к Пелопонессу, а после мыса Тенар гемиола выйдет в открытое море и будет плыть до восточного берега Сицилии.

«Слава Кара» удалялась от Галикарнасса и по заливу Керамик плыла на запад. Навстречу ей солнце щедро рассылало свои золотые лучи на морскую гладь и древние скалистые берега Карии и острова вокруг. Острый таранный нос гемиолы резал пенную, шумящую воду. «Несметных волн веселый рокот» окружал моряков.

С Гелиодором вместе Ицар стоял на возвышении возле кормовой каюты. Сложив на груди руки на груди, он по хозяйски взирал на скалистые берега острова Коса слева и Книдского полуострова справа. С удовольствием ощущал качающуюся палубу под ногами.

На Ицаре – короткий до колен хитон любимого им светло-серого цвета, на груди – широкий разлив ожерелья: бериллы, сапфиры, изумруды, хризолиты.

На Гелиодоре – сирийский, ниже колен темно-голубой хитон с рукавами до локтей, темный широкий плащ. Это его единственная одежда. На левой руке два золотых браслета – не узкие и не широкие. Скорее это не украшения, а денежное средство при необходимости. Он сказал:

– Ицар, я плавал на многих кораблях, больше всего мне нравятся этрусские и финикийские суда.

Кариец согласился с ним.

– Да, эллинские триеры и триремы слишком неуклюжи и громоздки с их множеством поднимающихся и опускающихся весел. Порой этакий корабль выглядит, как жалкая пародия на каракатицу.

– Больше всего красивы и удобны египетские корабли – сплетенные из камышей, с двухногой мачтой, они плывут только под парусом и потому медленны, но зато очень удобны и надежны.

– Во многом согласен с тобой! Египетским ладьям с их плоским дном никакие мели не страшны. На таких кораблях уютно жить. Я люблю паруса, а весла – нет: во время боя они ломаются, как сухие веточки. Но и без весел кораблю не обойтись, да и морякам нужно занятие во время плаванья! – И карийский пират весело расхохотался. Затем показал на своих, бодро гребущих моряков. – У меня на корабле – только свободные люди, рабов на веслах не держу. От этого команда сильнее и боевитее. Мы все на «Славе», как одна команда или семья. Эй, Синопец! – весело окликнул он одного из передних гребцов. – Подбирай свой толстый зад, а то опять тебя краб ущипнет!

Увесистый и мясистый моряк с круглым лицом только добродушно сплюнул под веселый хохот остальных членов команды. А кариец продолжил говорить Гелиодору:

– В городах моряков считают сбродом. А на самом деле это не так. В моих командах перебывали люди со всех сторон света, и негодяев среди них я встречал крайне мало. Все негодяи остаются на земле. На суше я-то их вдоволь навидался. Видимо всяким подлецам больше всего по нраву сухость земная, соленой воды они боятся – она разъедает их лживость и подлость! В море они не суются – соли боятся. Поэтому попав на корабль, они очень быстро вымирают – уж я-то знаю! Сам к этому руки и ноги прикладывал! Пинком в зад выкидывал их с корабля!

Он скалил зубы в веселом смехе. Затем окинул ясное небо внимательным взглядом, привычно выискивающим признаки надвигающейся непогоды.

– Судя по всему, погода хорошая и ночью и завтра днем будет, так что к берегу причаливать не будем. Паруса на мачтах оставим, и будем и ночью плыть – луна нам сверху посветит. Она скоро взойдет – вон с той стороны! – Ицар показал на горные вершины книдского полуострова.

В этот день и в последующие дни он продолжал рассказывать Гелиодору о своих плаваниях, неожиданных жизненных находках и потерях. В юности Ицар был ранимым и чутким мальчиком, пока не закалился во всяких невзгодах, а теперь скрывает себя под маской широкого нрава, добродушного смеха. Это давно началось и стало очень естественным для него – он этим глубину своей натуры прикрывает.

Утонченная обворожительность Египтянина неустанно восхищала и поражала его.

Гелиодор ничем не выказывал, что недоволен тесной близостью с людьми на небольшом корабле. Изящно, словно без усилий владеет собой, а значит и всеми окружающими.

На тринадцатый день впереди из моря показались синие горы и зеленые пастбища Сицилии, чье древнее название – Тринакрия. Приблизились к берегу и поплыли вдоль него. Вскоре «Слава Кара» вплыла в Большой порт Сиракуз. Многочисленные суда стояли здесь. Рабы разгружали суда или грузили их самыми разными товарами. Моряки перекрикивались друг с другом с бортов кораблей.

Гелиодор в своем темном плаще стоял на носу гемиолы и смотрел на панораму знаменитого города.

Ицар подошел к нему, рядом облокотился о борт, показал на берега вокруг Сиракуз.

– Сицилия внутри – дикая, свободная земля, – сказал он, – для беглых рабов она – мать родная. Жители прибрежных городов туда и носа не смеют сунуть – вмиг их там ограбят или убьют. У меня в команде было несколько диких сицилийцев, так они клялись, что их племя произошло от финикийцев, а лет пятнадцать назад я плавал на корабле сиракузца Горгона, так он чтил среди своих предков царя Тира. – Ицар повернул голову к Египтянину, спрашивая: – Ты слышал о Горгоне? Знаменитый был пират, но теперь о нем уже мало кто помнит. Разрази меня бог, если иногда мне не сдается, что сейчас вокруг меня совсем другой мир, чем даже десять лет назад. Мое собственное детство и юность уже кажутся мне сказаниями из каких-нибудь легенд!

Через два дня Гелиодор и Ицар, снова стоя рядом на носу гемиолы, наблюдали за выходом киренского корабля из порта. Через местного знакомого капитана Ицар уже выяснил, что «Киренец» приплыл в Сиракузы из Тарента, а теперь направится в Сидон. Он близко взглянул в глаза Египтянина, негромко спросил:

– Скажи мне, Гелиодор, зачем тебе нужен тот человек на корабле?

Отвернувшись от города и глядя на море, Гелиодор сказал:

– Он сделал терафима для предсказаний и задал ему вопросы, на которые получил ответы.

– Я слышал об этаких гаданиях и оракулах – делаются из отрезанной головы ребенка, с вложенной ему в рот золотой пластинкой с вырезанными на ней заклинаниями. Такой, да?

– Да. Мы – я и пославшие меня люди – хотим узнать, что за ответы получил Лабир.

– Так сделайте свой собственный терафим и спросите его, – посоветовал Ицар с наигранным простодушием.

– Нам нужно знать именно то, что Лабир узнал, – с трудом, потому что слова сдавили ему горло, произнес Гелиодор и замолчал.