Тамара Ла - В плену времени – 2. Повести

Ицар и не ждал от него особенных объяснений. Знал: Египтянин не скажет ему всей правды, слишком они оба разного полета птицы. Ему невольно припомнились некоторые таинственные слова одного из жрецов Элевсина, когда тот узнал, что Египтянин Гелиодор дал ему рекомендацию для Посвящения.

В это время к Ицару быстрой поступью подошел его главный помощник и родственник: высокий и мускулистый, светлокудрый юноша по прозвищу Дориец. Родом из Салманеса, городка возле Галикарнасса. У Дорийца есть замысел – в скором времени стать капитаном своего собственного корабля и команды – стать таким же, как Ицар. Нрав у Дорийца тяжелый и завистливый, и Ицар пока терпел его с собой рядом лишь из-за своей двоюродной сестры – матери Дорийца.

Ицар поговорил с Дорийцем и велел ему оставаться в Сиракузах: ждать Сидонца и сообщить ему, что Ицар скоро сюда приплывет – как только поможет Египтянину. Ицар и Сидонец – друзья и собратья по морскому разбою. Им вдвоем позарез нужно потолковать насчет их совместных, предстоящих им делах. Махнув рукой сошедшему на причал Дорийцу, Ицар велел морякам отчаливать.

Веселые от легкого плаванья по морю, моряки с удовольствием дружно взялись за весла, чтобы вывести корабль из гавани. На выдохах загорланили громкую песню. Под полдневным солнцем они в одних набедренных повязках сидели на скамьях для гребли – голые мышцы играли на их руках, торсы вскоре чуть заблестели от пота.

Вновь вывели «Славу Кара» в открытое море. Оно сияло и шумело вокруг зелено-голубыми волнами, – от сотворения мира и до его конца они будут весело плескаться на просторе, сверкая радостной красотой.

Обогнули мыс, подняли паруса и быстро поплыли вслед за «Киренцем». В тот же день незадолго до полудня они догнали это судно и легко захватили.

Фригиец Тлеполем – смуглокожий, широкотелый, в нарядно-алой набедренной повязке, с волосами-кудрями, перехваченными вокруг лба золоченой лентой, – показал Ицару на пассажиров, согнанных на нос киренского судна. Склоняя голову набок и добродушно ухмыляясь, спросил:

– Пограбим их?

– Ладно, берите, что хотите и отпустите: пусть дальше плывут, – разрешил Ицар.

С капитанского возвышения Гелиодор сразу увидел среди пассажиров Лабира и, отвернувшись, сказал Ицару:

– Пусть этого человека сюда приведут.

Капитан велел Зелоту-Короеду и Гимену Гераклейцу доставить сюда нужного человека. Вместе с Лабиром моряки притащили с киренского судна несколько корзин с добром и, оттолкнувшись от борта «Киренца», подняли парус и по просьбе Гелиодора направили «Славу Кара» назад к сицилийскому берегу, чтобы затем вдоль него поплыть на юг. Моряки расправили на мачте парус под попутный ветер, а сами уселись на носу гемиолы и в горячих спорах принялись делить добычу.

Легкий ветерок едва надувал парус. Гемиолу слегка покачивало на волнах, и она словно сама скользила по совершенно безмятежной глади моря – светло-синего, осыпанного золотыми искрами.

Лабир – человек с большими светлыми глазами, в светло-желтом, длинном сирийском хитоне стоял, прислонившись к мачте. Он казался удивленным, пока не увидел среди пиратов Гелиодора. Но и тогда ничего не спрашивал и никому ничего не говорил. Золотистые, непокорно и густо вьющиеся кудри его волос перебирал ласковый ветерок. Несмотря на отсутствие дорогой одежды и украшений, по лицу Лабира сразу видно, что это сильный и уверенный в себе человек, привыкший властвовать над людьми и жизнью. Избранный.

Ицару этот человек сразу понравился. Он спросил у Гелиодора:

– Что ты с ним хочешь сделать?

– Пусть ему свяжут руки, – сказал Гелиодор, стоявший по-прежнему полу-отвернувшись, словно стыдясь перед Лабиром за свое положение захватчика.

И только когда Лабиру связали руки, Гелиодор подошел к нему, негромко заговорил с ним по-аморейски. Но вскоре Лабир повысил голос, перешел на громкое койне.

– Не старайся зря, Алиатт, (имя, под которым Египтянин был известен в Сирии) ничего ты от меня не добьешься. Всё на свете можно сделать, кроме того, что нельзя сделать, – с усмешкой заключил он.

На склоненном лице Гелиодора появилось отчаяние.

Он отошел к Ицару, прислонившемуся к стенке каюты. Сложив руки на груди, кариец по-хозяйски наблюдал за всем происходящим на палубе кораблика, мирно покачивающегося на ровных волнах посреди необъятного простора моря и неба.

– Из этого человека надо выпытать то, что мне необходимо знать, – сказал Гелиодор.

Ицар удивился его словам и странно посмотрел на Египтянина.

– Кто будет его пытать? Ты?

– Вели своим морякам, – попросил Гелиодор.

Но Ицар решительно отверг это.

– Я этим не занимаюсь и своих людей за это не милую.

Гелиодор отвернул голову к морю, радостно сиявшему и шумевшему на просторе, решаясь на пытку и собираясь с силами. Пират по-прежнему удивленно наблюдал, как он прошел обратно к Лабиру и велел Зелоту уложить пленника на спину. Встал на колени, вынул из складок хитона на боку острый, как шило, кинжал – кончик его острия был изящно согнут, будто коготь, а резная рукоятка из слоновой кости – тонкая и маленькая, будто игрушечная. Негромко, по-финикийски сказал Лабиру, не глядя на его светло-загорелое, полное цветущего здоровья лицо и тело.

– Скажи мне всё, иначе я добьюсь от тебя – вырежу из тебя признание этим ножом. Как любой человек, ты боишься боли.

Лабир уголком губ улыбнулся, перед собой глядя в светлую чистоту неба.

– Да, боюсь, и потому скажу: оракул сказал мне, что дело вавилонянина Хашилата ждет успех. Но для вас это ничего не изменит. Ты, Алиатт, и те, кто с тобой, только зря себя беспокоите. Восстановление «Союза Дракона» всё равно произойдет, и не вам этому помешать.

Гелиодор слушал его, наклонив голову, почти закрыв глаза. С трудом сказал сквозь стиснутые зубы:

– Ты говоришь не всю правду. Нам было видение: ты узнал о том, что произойдет со всеми нами через десять лет.

Лабир, с разметавшимися светлыми кудрями волос вокруг головы, лежал на спине, молча смотрел на Гелиодора, и улыбка презрения всё сильнее растягивала его красиво полные губы. Потом он перевел глаза в ясное небо и больше не желал обращать внимание на Гелиодора.

Ицару его поведение понравилось еще больше. Достойный человек – судя по всему! Уж он-то, Ицар Карийский, понимает в людях толк.

Гелиодор поднес кинжал к грудине Лабира и надавил концом рукоятки на болевое место. В естественном стремлении избежать страдания тело пленника сжималось и пыталось отодвинуться в сторону. Лабир сквозь зубы застонал от боли. На его лице появился гнев.

Ицар крикнул Египтянину:

– Эй, я не позволю тебе мучить этого человека!

С быстротой молнии Гелиодор повернулся к нему и ударил острием кинжала в доску палубы рядом с собой.