Тамара Ла - В плену времени – 2. Повести

– Вновь вижу свет Солнца! Какая радость! Ты вылечил меня! Не знаю, как и благодарить – проси, что хочешь! Всё мое – твое! – восклицал карийский пират – мужчина сильного сложения, силач с блестящими голубыми глазами, с кудряво торчащей темно-вьющейся бородой и непоседливыми, широкими движениями рук и ног.

Улыбка скользнула по красивому лицу египтянина Гелиодора.

– Хорошо. Мне нужна твоя благодарность, Ицар. Вскоре нужно захватить корабль, плывущий из Сиракуз в Сидон.

Пират деловито поинтересовался:

– Зачем его захватывать?

– Мне нужен человек, который будет находиться на этом корабле, – ровным голосом сказал Египтянин.

– Судно торговое?

– Да, но на нем может быть охрана.

– Значит, будет славная потасовка! А товар богатый?

Снова легкая улыбка появилась на лице Гелиодора. Он знает, что Ицар Карийский радуется будущей добыче лишь для вида – он обожает всевозможные путешествия и происшествия, и нажива для него – второстепенное дело.

– Наверное.

– Так я получу еще и прибыль? Идет! Возьмусь за это! – довольный воскликнул пират.

Он готов хоть сейчас приступить к захвату корабля, но по совету Гелиодора на следующий же день уплыл в Элевсин – принять посвящение в Мистериях Деметры и Коры.

Египтянин остался хозяином в доме-крепости Ицара, выстроенном на полуострове южнее Галикарнасса – главного города Карии. С башни, возвышающейся на вершине скалистого мыса, высоко и далеко просматривалось море – «радостно сверкающее» по выражению поэта.

Вокруг – синие и зеленые горы, острова и земли, на которых уже несколько тысячелетий живут люди.

Каждый день с раннего утра Гелиодор сидел на краю обрыва над морем. Он приходил сюда по каменистым склонам, заросшим разными кустами, высокой полынью и шалфеем. Целыми днями оставался наедине с собой. Глядел на вечно прекрасное, подвижное лицо моря и бездонную высоту неба.

С окон и из дверей дома тоже всегда открыта взгляду широта морских и небесных просторов. Сам Ицар – человек широкой и сложной души, а не просто бородатый пират-простак. Он вернулся из Элевсина через десять дней, полный красочных видений Мистерий и сцен афинской жизни. Довольный и радостный пригласил Египтянина покататься с ним по заливу, первый вошел в подогнанную рабами лодку с парой весел. Гелиодор – следом за ним.

– Где твои рабы, Гелиодор? – спросил его кариец, берясь за весла.

– У меня их нет, – сказал тот, садясь напротив.

– Как ты можешь жить без рабов?

– Доверяю только себе.

Зная, что Египтянин прав, Ицар Карийский согласно промолчал, отгребая от берега, но, потом, не удержавшись, со смехом заговорил – словоохотливость напала на него от радости бытия.

– Самые верные рабы – самые тупые! Но от этой своей тупости они – так же, как близкие нам люди – подставляют нас под все опасности и гибель, сами того не понимая! О боги! Как коварна любовь и верность наших близких, любящих нас!

Сильными гребками он погнал лодку, и уже скоро в открытом море их окружили голубые волны – с волшебной легкостью, с ласковым шумом они держали на себе лодочку, подталкивали ее, покачивали, точно невесомую скорлупку. Волны – сверкающе чистые, ясноглазые – плескались вокруг, словно в пленительной игре.

Радость бытия заливала мир. И как часть этого мира Ицар с силой греб, наслаждался плещущей игрой волн, любовался Гелиодором, его египетским безбородым лицом. В свои неполные тридцать лет Гелиодор столь утонченно красив, что глаз не оторвешь от каждого его выражения лица, поворота головы, движения, взгляда.

Ицар весело рассмеялся.

– Я вижу, и ты сам Гелиодор, смотришь на меня с удовольствием! Ведь я – твое творение, я заново родился и живу, благодаря тебе!

– Ты выздоровел, потому что твоя жизненная сила не иссякла, – поправил его Египтянин.

Кариец притих, но, помолчав, вновь расхохотался во всё горло.

– Берегись, Гелиодор, я могу поймать тебя на слове и откажусь платить за лечение! Но ты смотришь на меня снисходительно – как на рыбу, которая давно заглотила наживку, и все ее трепыхания и дерганья бесполезны!

Мы знакомы с тобой полтора месяца – в Галикарнассе впервые встретились, и там о тебе ходят самые удивительные рассказы! Кто ты такой, Гелиодор – врач или маг, жрец неведомого бога? При дворе царицы Артемисии мне о тебе рассказывал Аристодор Смирнский – он клялся, что знает тебя!

Египтянин насмешливо произнес:

– Я его знаю, но он меня – нет.

Ицар в одобрительном смехе выставил все свои белые зубы. Он играючи легко греб. Наслаждался силой своих движений, сверкающей красотой шумящих под солнцем волн, скольжением лодочки по голубой глади моря.

Продолжал выспрашивать:

– Неужели правда, что возле Милета ты околдовал разбойников, которые на тебя напали? А что толкуют о правителе Иераполя, которого ты кормил особой едой, и после этого он превратился в орла и улетел в небо? Правда, что через волшебный амулет ты привлек красоту и жизненную удачу сыну Пиксодара? Неужели всё это правда? – восклицал кариец и всё греб веслами, с неиссякаемой силой гоня лодку вперед, чтобы сделав полукруг, пристать к берегу с другой стороны мыса.

Гелиодор не собирался ничего отвечать. Он о себе и не такие выдумки слышал. Привык, что из-за его красоты, искусного врачевания и таинственных занятий люди относятся к нему, как к диковине.

А Ицар и не ждал откровенных признаний от Египтянина, ему казалось, что он находится рядом с каким-то дивным, почти божественным созданием. Он любовался красотой Гелиодора, как любовался красотой неба, зеленью прекрасной земли, бескрайним могуществом моря. Нет ничего прекраснее живого тела, живой травы, живой волны!

Ицар часто любуется картинами мира, поступками и поведением красивых людей. И столь же часто с отвращением относится к безобразному.

Пока не настало время отплытия, он водил своего гостя по всем своим любимым местам полуострова, показывал заливы, потайные пещеры, древние развалины храмов, построенных вероятно еще тысячу лет назад во времена расцвета морской державы царей Крита. Помимо дома возле Галикарнасса у Ицара есть еще дом в Книде, где живет много его родственников по материнской линии.

Однажды он подсел к Гелиодору, сидевшему на большом камне возле моря. Царил слепящий своей красотой день. Они сидели перед красочным простором моря и неба в горячем свете солнца. Чистый свежий ветер ласково трогал их лица, одежды, тела и, вбирая в себя их тепло, уносил с собой вдаль.