Елена Поддубская - Чужой крест. Сага

* «Дитя моё, знаю, как толсты тюремные стены, и как тяжело для тебя и матери твоей, моей жены Евдокии, заключение. Не жаловался я на судьбу пока не перешла мне дорогу чёрная литовская кошка. Опоила она зельем брата моего Василия, государя русского. А то каждому ведомо, что молодая жена при старце муже переговорит всякого. Потому и пошёл русский государь не только против людского суда, да и против божьего. Соломонию, жену свою венчаную, сгубил, теперь наш черёд настал. Почто страдаем мы? Ведь каждый знает про наговор на Юрия. Ему бы в Дмитрове сидеть, равно как мне в Старице, – лучше красных кремлёвских палат. Так нет же, решили бояре погубить брата нашего в надежде своевольничать на вред Отечеству. И не одного его, Бельских тоже извести обещали. За то и списались тайно Симеон Фёдорович и окольничий Иван Лятцкой с королём Сигизмундом. За то и согласны они скитаться по чужбине. Я глупец был, что им не последовал. На своей земле жизни нет, и смерть Юрия тому прямое подтверждение. Проклятой чужеземке царская кровь мешает спать покойно, и я чую, Владимир, свой смертный час. И знал, что даже вороти я обратно царице дары её, коней с дорогими сбруями, ценные сосуды, шубы, коим счёта нет, и что в амбарах моих давно сгнили, всё одно мешаю я ливонской девке. А ещё более полюбовнику её Ваньке Телепневу. Уж сколь заверял я её в любви и преданности, сколь Даниил, Митрополит, ручался за слова мои – всё нипочём. Вестовщики и наушники не дремлют, клевещут, что злословлю я царицу. Потому и заслала она ко мне гонца, на боярский Сбор о делах внешней политики зазывая. А когда сказался я хворым, не поверила, на увещание погнала ко мне владыку Досифея Крутицкого. Как увидал я его, понял сразу, что беда мне будет и решился быть преступником. Бросил я тогда Старицу, да вместе с тобой, и забрав Евдокию, встал у Старой Русы, чтобы войско собрать, овладеть Новгородом и всей Русью. Грамоты доверительные посылал областным детям боярским. Писал, что царь мал, царица в разврате и греховодничестве не видит, что служит одним московским боярам. Они, способные только на лесть и возвышенные похвалы, лишь о богатствах думают. Я же готов был всех принять, кто служить ко мне придёт. Но предали меня, и пришлось мне бежать дальше. И уже у Тюхоли настиг меня Ванька. Он да Никита Оболенский собрались спасать от меня Новгород, царицу уговорили голову мне сечь, но не на моё же благо, как оказалось. Уговорил меня Телепнев воротиться, покаяться. Жизнь даровать обещал. Говорил, что бегать и жить в изгнании удельному князю негоже. Я поверил, да он обманул: и меня заковал, и тебя трёхгодовалого, с матерью твоей, под стражею держит. Недолго тут проживу я. Насильственную смерть скоро приму, знаю то. Чувствую. Об одном лишь бога молю, чтобы вас с Евдокией пожалели. Пусть скорее поймёт государь малый Иван Васильевич, что стыдно позорить славных людей корысти ради. И покуда православные меж собой сорятся, иноземцы будут губить землю русскую. И уж коли отец мой Иван, дед юного правителя Ивана, собрал Русь из земель ближних и далёких, подчинив себе и Ярославль, и гордый Новгород, а ещё Тверь и Вятку, и орла двухголового нам дал, и навсегда породнил с византийскими императорами Палеологами, так отчего же не понять, что не бояре, свора псов, а только Князь – единственный хранитель святыни православия для всей бесконечной нашей вотчины. Мог бы я нести это тяжкое бремя и быть старательным учителем, положенным служить Ивану Васильевичу не из мысли на престол, и не препятствия кому создавать, а чтобы с усердием и страстью наставлять моего юного племянника, а когда час придёт, в порядке и спокойствии передать ему и шапку Константинову и бармы, и трон, и державу. Так пусть же услышат Перун и Велес мои слова. А что правду я говорю, то ведает бог! Готов я служить России, как должно. Готов хоть сейчас скинуть украшения и наряды, облачиться в кольчугу и пойти на любую войну. Только бы не сидеть в темнице, как вор или убийца. Ведь не нищий я бродяга, а удельный князь. Но только если не станет меня, и ты здесь не оставайся, сын мой дорогой Владимир. Вот такой мой тебе отчий наказ. Я тебе это завещаю, да пусть так и будет! Потому как лучше смерть принять, чем остаться на родине, что смерти твоей желает. Сильно люблю тебя и мать твою и в лоб вас целую. Благословенен Господь! Аминь!».

В 1535 году молдавский правитель Пётр IV Рареш заключил договор с Фердинандом I Габсбургом, направленный против османского правления. Это оказалось роковым шагом в правлении Рареша так как, узнав про его «тайные» сношения с австрийским двором, Сулейман Великолепный сильно удивился. Двух лет не прошло, как посланник Петра Стефановича засылал своих говорунов в Московию к царице Глинской с такой же просьбой. Но если у Елены был на службе умный муж Тимофей Васильевич Заболоцкий, который, явившись в Сучаву послом, рассказал Рарешу о давней дружбе его страны с Константинополем и нежеланием вызвать у Сулеймана даже сомнение в преданности оной, то европейским дворам любая заноза под ноготь туркам была слаще пряника. И там, где русские поддержали свои намерения относительно политики с османцами, выслав им богатые сукна, шубы и доспехи, важные европейские вельможи, пообещав Рарешу помощь деньгами и войском на случай нападения султана, мгновенно закрыли глаза на беду.

Последствия для молдаван ждать себя не заставили. Получив из Константинополя снисхождение и даже «благоволение» на их намерения к южному соседу, царь астраханский Абдыл-Рахман, ханы Крымский Саип-Гирей и Ногайский Шийдяк, вместе с братьями, князьями степных Орд Мамаем и Кошумом, тут же пошли на Молдавию. За два года язычники вырезали половину её населения, негодного для продажи, а молодых, здоровых и сильных всех полонили и свезли далеко от родной земли. Не остался в стороне от таких разбоев и казанский хан Еналей. Да и братья славяне – киевские и польские князья, воодушевлённые литовским королём Сигизмундом, столь ненавистным молдаванам, кровожадными ненасытными коршунами кинулись добивать беззащитную нацию и добирать последнее богатство, что могли найти в Молдове, благодатной землёй, климатом и традициями.

Обескровленный и обесчещенный южный народ стал разменной картой в игре Священной Лиги. Обеспокоенный завоеваниями османского флотоводца Хайреддин-паши Барбароссы на юге Италии в Калабрии, новый папа римский Павел III в начале 1538 года объединил под эгидой Папской области Священную Римскую империю, Венецианскую республику, Орден Мальтийских рыцарей и Испанию. Петр IV Рареш, желая получить помощь от Габсбургов, Карла V и Фердинанда I, и воодушевлённый обещаниями Франциска I, оказался в этой христианской Лиге сильнейших слабым звеном, на котором сполна отыгрались нечестивые. Не веря больше своему правителю, не удивительно, что молдавская элита предала Рареша и согласилась встать под протекторат Сулеймана Великолепного. Его намерения аннексировать маленькую страну передал родичам тот самый Стефан пятый, правнук Стефана Великого, что был в Константинополе летом 1535 года.