Елена Поддубская - Чужой крест. Сага

Замешкавшись с разгрузкой бочек с португальским ромом, молдаванин упустил из виду распорядителя. Тот, наоборот, времени не терял и уже отвечал на приветствие Стефана.

– Ты почём, мужик, знаешь, как зовут правителей разных стран? Для простого портового управца больно ты умён.

– Дуракам стоять нъдлежит в коровнике, вельможный гъсподарь, – отвечал мужик с важностью, но учтиво: – А моё место полагает знать кого чтить и за чьё здравие кричать.

– Так за чьё мне крикнешь? – прищурился молдаванин. Русский, гаркнув грузчикам, чтобы брали бочки и на плечах спускали на берег, а то, неровен час, упадёт какая с дорогим зельем, душу из него вытрясут, ответил Стефану без затеи:

– Ты пъшто спрашивашь? Не ваш ли Пътр Стефанович не так давно засылал гънцов к нашему царю Ивану Васильевичу и матушке его Елене мир просить и зъщиту от османцев?

– Твоя правда, так и есть, – проскрипел Стефан сквозь зубы и тихо добавил: – Но меня от господарнего благоволения для Рареша уж избавь. Я здесь хоть и по его наставлению, а торгую сам по себе. Понял?

Мужик пристально поглядел на молдаванина и ответил также тихо да без намёка на шутку:

– Шьтоб пънимать есть на то Дума бъярская и братья гъсударевы. Поди у Мърозовых, Въронцовых, Шуйских да Бельских ума поболе мъво, шьтоб решать кому что кричать. Так что, ежли ты с миром – проходи, а коли за смутой пришёл, нам её и своей вдосталь от дядек царёвых. Понял?

Стефан глаза выпучил, дивясь такому слогу:

– Тебя как зовут?

– Вот с этого ты бъ и начинал, пътому как имя для каждого чъловека роднее родины. Николаем мъня кличут. А тебя как величать?

– Стефан, – гость приложил ладонь к сердцу, кланяясь и каясь: – Прости, Николай, за неучтивость. Толковать с тобой мне приятно, но в трюмах моих лежит нежный товар. Боюсь, до вечера он не достоит.

– Понял я тебя, господарь, но лишь напъловину.

– Полную разгадку я тебе обещаю, если поможешь в моём деле.

– Отчего не помочь? Для того здесь и стою. Пъкажи мне, где твой корабль? Гони его к верфи у во-о-он того причала за рукавом, и скъжи, что я приказал. Так и скъжи: «Николай, портовый распърядитель, велел принять швартовы». А как туда пъдплывёшь, проси брата мово Владимира, да скъжи, что уключины у тебя сломаны. Он дальше объяснит, что делать.

– А как признаю я брата твоего, Николай? Не спутать бы да не оплошать. Потеряю очередь в строю, потом вовсе не вклиниться мне в ряд. Глупо у вас тут всё организовано. Смотри как плотно стоят корабли один к другому. Упаси господи пожар, так займётся вся река, и огонь на другой берег по палубам и мачтам в два счёта перекинется.

– Твоя правда, Стефан, не знъю как тебя по батюшке.

– Романович.

– Твоя правда Стефан Ръманыч. Тълько кто меня здесь пъслушает, да ещё сей час? Кверху тормашками земля и небо. Но ты не тушуй. Река не так широка, шьтоб по-иному дело править. Да и морозы наши не способствуют тому. С ноября по март торги встанут. А нъсчёт брата маво не ошибёшься, так как на меня он совсем не похож: крепок, молод, волосами и кожей светел, ликом приятен, умом богат. Говорит он мало, но дельно. Не тушуйся обмана, для нас слово дороже денег. К тому же ты не из простых приближённых, так ведь? Чую, в родстве ты был каком с тем, чьё имя носишь, и кто прославился Великим.

– Умён ты всё же, Николай. Ладно, верю тебе на слово. А благодарность принесу тебе, куда скажешь.

– Брат всё скажет. Иди! Некода больше толковать, – разозлился вдруг Николай. Но уже когда Стефан прыгнул обратно в свою лодку, нашёл миг, чтобы махнуть ему издалека.

Вечером того же дня Стефан пришёл в гости к братьям в кузницу. Она стояла на берегу Великой у того самого причала за рукавом, на который Николай указал утром. Он попросил молдаванина никому не говорить куда идёт, объясняя по-простому:

– Неча нам тереться, господарь, на постоялом дворе. Народ у нас сметливый, быстро сведёт швартовы с канатами, чтобы догадаться, почему твои товары появились на торгах раньше прочих.

Просторная кузница оказалась с дверью и без окон. Стол из широкого сруба был поставлен в дальнем углу от мехов и наковальни. Сесть предлагалось на такие же срубы, диаметром меньше и отёсанные. Ещё в одном углу стояла печь, в ней горел огонь, на котором навесу, как на рельсах, был прикреплён глиняный горшок, закрытый плотной крышкой. Из горшка пахло пряным. Посреди стола караульным выставили широкий кувшин, накрыв его тряпицей. С собой гость принёс плетёную корзину, откуда с разрешения русских вытащил на стол сначала орехи. С корявой кожей, крупные, каких в этих местах редко когда видели, они вызвали у хозяев недоумение.

– На каменья похожи. Или на снаряды для маленькой пушки, – Владимир, разговаривая степенно, не как брат, за которым будто кто гонится, подошёл рассмотреть дар поближе. Николай остался подальше.

– Ты, никак, гость дърогой, решил нас сухими бараньими какахами накормить? – спросил он с лёгкой неприязнью на лице. Молдаванин взял два ореха, сжал в руке. Кожура лопнула, и на ладони мужчины появились бледные сердцевины:

– Орех македонский. Прошу! – мужчина протянул руку, но хозяева не торопились угощаться. Тогда молдаванин положил кусок ореха себе в рот и медленно стал жевать, объясняя: – Такие орехи тепло любят. В Тавриде и у нас в приморской зоне их растёт много. Полезны они для силы мужской и для хорошей крови. Покупают их для королей заморских. А ханы и султаны без орехов и дня не живут. Пробуйте! Ваши жёны мне потом спасибо скажут.

Шутка понравилась Николаю. Он отважился взять краешек плода. Жевал его как кусок мяса, мощно работая челюстями, а проглотив, скривился:

– Горькая твоя еда, Стефан. Но есть можно. Принимаю твой гостинец. Но угъщать тебя буду пищей простой, уж не обессудь. Каша из гречихи на подходе, а пока можно разговеться овсяным киселём. Хлеба и мяса, увы, нет.

– Поправимо, – ответил Стефан и снова полез в корзину. На стол легли краюха и большой свиной окорок. Вяленое мясо пахло через кожу. Гость попросил нож побольше и, смахнув лезвием с копчёности слой, следующий стесал ещё тоньше. Разделив длинный и широкий срез на несколько частей, он протянул по одной Николаю и Владимиру. Здесь уж радость мужчин была непритворная. Распробовав деликатес, оба тут же смекнули, что кашу мясом не испортить. Горшок из печи перекочевал на стол. От прикосновения с горячим мясо стало пахнуть ещё сильнее. Николай поторопился закрыть горшок. А ещё убрал со стола краюху, вроде как за ненадобностью.

– Чесночный дух сейчас прибьёт к нам пъловину Опочки. Но что это в твоей хрюшке так пахнет ещё? Не могу угадать, – старался он замылить свою хитрость, заметив во взгляде гостя вопрос по поводу хлеба.