Александр Брит - Когда запоют снегири

– Ты, что, сволочь, полковой комиссар? – напрашивался, встречный вопрос. – Это комиссаров да чекистов должно интересовать; как, я, красноармеец, к врагу в плен угодил. А тебе, шестерке германской, на кой черт, это все нужно, чтобы в дерьмо меня окунуть? Так ты сам, в нем по уши барахтаешься, тварь продажная, – все больше и больше распаляясь, думал Петр.

– Ну, так как, в плен-то сдался, – ехидно прервал, нелегкие размышления, очень мерзкий голос главного допрашивающего.

– Да не сдавался я, а был взят в беспомощном состоянии и без оружия, – выпалил Петр, так четко, как если бы его на самом деле, сейчас допрашивал, к примеру, батальонный политрук.

– Смотри, Василий, какой правильный воин к нам заглянул, – констатировал факт немецкий подручный. – Не хочет, наверное, признавать, крах Красной армии, не верит в полную победу Германии. Думает, – не признаю нового порядка, не буду служить ему, вот какой я герой. Так, что ли? Да, вот черта лысого, будешь, как миленький. Конечно, будешь, даже не сомневайся, либо со стволом, либо под стволом, как раб на плантации, вместо лошади пахать, это в лучшем случае, если Бауэру, какому-нибудь понадобишься. Ну, а уж если совсем герой, то, как говорится, герой с дырой. Тут мы не возражаем. Ну, что, где у нас эта категория, «несгибаемых», в четвертом секторе. Пусть Чирок на беззубость и заразу глянет, да отведет к другим туристам. С виду, вроде бы, без каких-нибудь особых серьезных болячек.

Четвертый сектор ничем особенным не отличался, на первый, взгляд от всех остальных. Та же колючая проволока вокруг, та же изрытая норами земля, и одно единственное сооружение на всей территории, деревянный, просвечивающийся насквозь сортир. Петр понимал, что вся разница кроется только в том, кто помещен в эти разные сектора. Про себя и своих соседей, он все понимал, объяснили при «теплой» встречи. Значит, есть сектор, в который помещены какие-то «сгибаемые», это понятно. Но есть еще, как минимум, две категории этих самых секторов. Почему лагерь был разделен на сектора, становилось понятным, если слегка присмотреться к его планировке. Вся территория объекта огорожена двумя рядами колючей проволоки, включая и административно хозяйственные постройки, и канцелярию. Эта площадь, примерно в десять соток, отделена от арестантской зоны дугой, чуть ли ни правильной формы по окружности, из колючки. На пару с внешней дугой, параллельной первой, они образовывали коридор, из которого, через охраняемые ворота, можно было попасть; за территорию лагеря, в администрацию, и в арестантские сектора. Сектора, в дополнение ко всему, к тому же были разделены меж собой, все той же, замысловато заплетенной в несколько рядов колючей проволокой.

– Не поскупился немец на забор, целый город из улиц и переулков, для нас выстроил, – размышлял Петр, бредя по территории своего нового, возможно не очень долгого, кто ж его знает, места пребывания, стремясь отыскать закуток, где можно было хоть к чему-нибудь прислониться. Он надеялся, либо встретить знакомого, либо, что кто-то пригласит его в компанию. Но этого не происходило, и он, со щемящей душу грустью, подумал, – нет тебя Коля, отмучился, брат. Прости, меня. В отчаянии, присел прямо на землю, опустив ноги в небольшое углубление. Неподалеку, метрах в десяти, кто-то, весьма выразительно, что-то рассказывал, а скорее всего, читал какой-то текст. Он прислушался. Получалось так, что пленные читают, ни что иное, а какую-то, знакомую ему, из прошлой жизни, советскую газету.

– По сообщениям из города Ленина, – читал зычным голосом, человек, явно привычный это делать, – рабочие заводов «Большевик», «Электросила» имени Кирова, решили отчислять в фонд обороны, однодневный заработок, ежемесячно. Почин ленинградцев, с большим воодушевлением поддержали все рабочие московского завода «Динамо» и некоторых других предприятий.

– Ну, это понятное дело, это мы умеем, это мы завсегда готовы, ты читай, что там, на фронтах происходит. За какое число газета-то? – вмешался самый, по-видимому, нетерпеливый слушатель.

– Так, о-го-го, за семнадцатое августа, двухмесячной давности, – недовольно процедил, только, что бодро читавший товарищ. – А где вы ее взяли, вроде бы не очень-то затертая, почти как новенькая, как из почтового ящика, не фрицы ли сами изладили.

– Да брось ты, на кой им это сдалось, нет, вроде настоящая, я эту газетку до войны частенько просматривал, – высказался веснушчатый великан, повертев газету в руках, – но выглядит и вправду как вчерашняя, да ты давай, не томи, читай дальше, про фронт.

Между тем, аудитория слушателей постепенно увеличивалась. Петр слушал Геннадия, так его назвал кто-то из его компании. Он стоял среди полукруга расположившихся, жаждущих информации, о жизни в тылу, и особенно с фронтов, пленных.

– А, ну вот, – продолжал Геннадий, – про войну, так про войну, – по сообщениям военных корреспондентов с мест событий, войска Северо-Западного фронта тринадцатого и четырнадцатого августа, нанесли сокрушительный контрудар по немецкой группировке, из района северо-восточнее Старой Руссы, в северо-западном направлении. К вечеру четырнадцатого, советские войска продвинулись на этом направлении на шестьдесят километров, глубоко охватили правый фланг старорусской группировки противника, и создали угрозу удара группировке, вышедшей в район Новгорода, – почти, что торжественно завершил Геннадий, чтение, столь оптимистичной статьи, двухмесячной давности. Много ли человеку надо, – подумал Петр, – хрен знает, когда все это было, уж давно все поменялось, а бальзам на душу капнул.

– Когда, фрицу-то двинули, а? – прозвучал воодушевленный голос, из толпы, сзади него стоящих слушателей, по-видимому, только что подошедших, захвативших только последние фразы, и по этой причине создававших почти, что праздничный гул.

– В, августе, землячок, в августе, – ответил кто-то, из более осведомленных собеседников, вызвав этим ответом, дружный вздох разочарования.

– Но, кажется, немчура не так уж лихо шагает по нашим просторам, получает иногда по зубам, может и по правде все путем будет. Ну, что еще там пишут? Все мгновенно затихли и устремили свои взоры на Геннадия, как будто приготовились услышать, совершенно свежую, и судьбоносную, новость. Тот, уставившись в газету, почему-то, медлил. Хотя, по его виду, было понятно, что он внимательно изучал содержание какой-то, интересной заметки, и та его взволновала.

– Слушай, Ваня, ты же эту херню притащил, – внимательно рассмотрев со всех сторон газетку, гневно обратился он к своему ближайшему соседу, до этого почти незаметному парню. – Где взял-то.

– Утром же, у котла с баландой, какой-то серо-черный ряженый всучил, поведал Ваня. – Я еще подумал, – ты посмотри, и среди их брата люди с понятием тоже видно иногда встречаются.