Александр Жданов - И взошла звезда полынь

Радиковский часто задумывался над этим. Он видел своих солдат, слышал их разговоры. Нет, не серая бессловесная масса то была! Это были люди с большим житейским опытом, многие старше самого Радиковского. Но как глубоко прятали они свои мудрые чувства! Как не хотели выплеснуть их наружу, чтобы они ненароком не были растоптаны и сожжены! Так что же заставляло этих людей, не щадить ни врага, ни себя, становиться героями? Радиковский пока понять не мог.

В битве за Поставу его солдаты вновь отличились. Со взводом подпоручик Радиковский смог занять небольшую высотку – очень удобную, с естественным гребнем, позволившем надёжно укрыться на захваченном участке. А стремительная атака основных сил привела к полному освобождению городка – уже на третий день начала операции. Подпоручика представили к следующему чину.

Поставу освободили, Нарочская операция оттянула-таки часть немецких сил от Вердена, и немцы увязли там почти на год. Русская же армия дальше продвинуться не смогла.

Позже – не пройдёт и 15 лет! – французский маршал в воспоминаниях о Вердене ни словом не обмолвится о русских героях Нарочи. А ещё годы спустя историки, снабжённые обильными знаниями и сведениями, станут с позиций своего времени рассуждать о той весне. Они будут восторгаться действительно блестящим луцким прорывом генерала Брусилова и в то же время раздавать оплеухи другим командующим фронтами, в том числе и генералу Андрееву. Припомнят неудачную попытку нанести на Западном фронте главный удар в самое укреплённое место вражеских расположений, поставят в укор то, что Ставка принимала многие решения под давлением союзников.

Возможно, Андреев и впрямь не видел того, что должен видеть стратег его уровня, но генерал увидел другое, увидел уже после неудачной Нарочской операции. Генерал увидел, что армия разваливается, он понял, что в этих условиях задача командования – свести неминуемую гибель к меньшему по возможности позору. Он с тревогой ждал времени демобилизации, предвидя, что дикого, разнуздавшегося солдата ничто не остановит. Это было за год до необратимых событий. И это были те же самые солдаты, о которых много думал Радиковский. Это в них, в этих солдатах уживались безудержная отвага, презрение к смерти с веками живущим в душах болотниковском, разинском стремлении к волюшке.

Наступление нового, 1917, года решили в полку отпраздновать, и все святочные дни прошли в весёлом оживлении. До этого праздничную Рождественскую службу полковой священник отец Андрей отслужил особенно вдохновенно. В маленькой походной церкви было тесно и слегка душно, но священник возносил слова:

– Итак Сам Господь даст вам знамение: се Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему…».

И Радиковский чувствовал невероятный прилив сил. Но тут же поминутно ловил себя на том, что отвлекается, что чувствует исходящий откуда-то сбоку поток энергии – иной, не церковной. Он перевёл взгляд от иконостаса в сторону – и увидел несколько впереди и наискосок от себя сестру милосердия Наталью Узерцову. Она истово осеняла себя крестным знамением, клала поклоны, но при этом – чувствовал Радиковский – и она была напряжена, и её мысли сбивались, уходили от возвышенного в иную сторону.

Под взглядом Радиковского Наталья полуобернулась и, слабо улыбнувшись, слегка поклонилась Радиковскому. Поручик ответил полупоклоном. И сразу же, не сговариваясь, оба шагнули в стороны друг от друга, словно поспешили разорвать ненароком перекинувшуюся от одного к другой тоненькую нить. Радиковский смешался с группой офицеров. Отсюда он хорошо слышал священника и в тоже время мог беспрепятственно видеть Узерцову. С мыслью о том, что он будет наблюдать за нею, Радиковский быстро смирился. Уже возглашал священник:

– Христос рождается, славите, Христос с небес, срящите. Христос на земли, возноситеся. Пойте Господеви вся земля, и веселием воспойте, людие, яко прославися.

Уже звучало:

– Но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего, Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных….

А Радиковский всё поглядывал на Узерцову. Она оглянулась во второй раз, оглянулась на мгновение, мельком, но Радиковский успел разглядеть слёзы в её глазах.

Со службы он возвращался с неспокойной душой. Он думал, что не получил, отверг то, что давалось ему свыше, укрылся от этого. И с земными чувствами разобраться не мог. Он досадовал за это на себя, а заодно и на Наталью.

Ещё раз случилось им пересечься спустя неделю. Сёстры милосердия готовились к встрече Нового года: вырезали и складывали из бумаги розы, фигурки ангелочков, другие ёлочные украшения. Столкнувшись случайно с Радиковским, Наталья вспыхнула, потупила взгляд и поспешила прошмыгнуть мимо, но Радиковский остановил её:

– Вы так сосредоточены, Наталья Сергеевна, словно дума непосильная вас одолела.

Узерцова смутилась ещё больше, но ответила, только для того чтобы что-то ответить, а не краснеть поминутно:

– Как тут не задуматься: хороша ёлка будет без свечей.

– Будут вам свечи, – неожиданно для себя пообещал Радиковсий. Пообещал и осёкся: мол, ляпнул ни с того ни с сего, а где свечи эти достать.

Вообще с этой ёлкой история выходила странная. Её бы к Рождеству нарядить следовало, но за все годы войны в полку ни разу этого не сделали, так ни разу не догадались устроить полноценный праздник. Стояли Рождественские службы, поздравляли друг друга, но чтобы такое, как ёлка, устроить, не додумались. И вот кому-то пришла в голову мысль встретить «по-домашнему» хотя бы Новый год, если уж с Рождеством опоздали. Устроить настоящий праздник, с ёлкой, с подарками. Словно кто-то сказал им: празднуйте, ведь это будет последний Новый год в привычном для вас мире.

Вечером 31 декабря Радиковский топтался у дверей штаба, где и решено было праздновать и где в это время сёстры милосердия накрывали на стол и украшали ёлку. Радиковский долго сбивал с сапог снег, наконец, вошёл, держа в руках чем-то наполненную солдатскую рукавицу.

– Вот. Как и обещал, – сказал он и опорожнил рукавицу на стол. С металлическим стуком из неё высыпались стреляные гильзы. Из каждой торчал фитилёк.

– Вот вам и свечи, – объяснил Радиковский. – Солдатики постарались.

Сам же праздник, по мнению многих, удался. Штабс-капитан Гордеев играл на гитаре, Наталья Узерцова пела. Радиковский был удивлён. Он и не подозревал в этой, вечно смущавшейся при встрече с ним, барышне голоса такой силы и глубины. Этот голос был ниже того, которым она разговаривала – ниже и бархатистее. Этот голос глубже и откровеннее слов романса раскрывал все чувства. Узерцова пела, глядя на Радиковского, а на неё с другого конца стола через всю комнату, нервно и сильно сцепив пальцы, смотрел побледневший штабс-капитан Елагин.