Александр Жданов - И взошла звезда полынь

– Ну, что ж… Пусть так.

Весть о вызове разлетелась по полку мгновенно, и через полчаса командир полка распинал Радиковского:

– Что вы изволили выдумать, поручик? Какой поединок?! Какой поединок, когда в любую минуту может начаться наступление?! Поберегите жизни – и свою, и штабс-капитана – для более высоких целей. Извольте отправляться под домашний арест!

Взяв под козырёк, Радиковский развернулся и вышел.

Вечером к Радиковскому пришёл его приятель поручик Смирнов и с порога начал:

– Что стряслось, Виктор с тобою? К чему это было?

– И ты, Павел, туда же? – Радиковский говорил, глядя почти мимо Смирнова, и вдруг резко развернулся к нему. – Как же ты не понимаешь, что негоже так вести себя?!

– От чего же? Разве не слышишь ты едва ли не ото всюду: «Государь глуп и недальновиден»?

– Слышу! Это-то и печалит. Слышу от офицеров, от солдат. Давеча вот унтер один всё о спичках шутил.

– Как это – о спичках?

– Выложил перед солдатом пять спичек и говорит: «Сложи-ка, братец, из них слово «дурак». Сможешь?». Тот глазами лишь хлопает. «Эх, ты, лапоть», – сказал унтер и сложил. Три спички уложил буквой «Н», а две другие – цифрой II. Получилось «Н II». А унтер: «Николай Второй получается, уразумел, валенок?». И хохочут оба. Такие вот шутки.

Смирнов усмехнулся. Радиковский заметил это и огорчённо сказал:

– Вот и тебе, похоже, весело.

– Нет, я не о том. Тоже частушка солдатская вспомнилась: «Хлеб стоит пятачок, Николай – дурачок».

– Вот-вот. Всё одно к одному. Но что можно простить малограмотному унтеру, недостойно офицера. Все эти частушки, пошлые шуточки о спичках, все карикатуры в газетах и журналах – во всём нечто холопское. Ты не находишь?

– Но, позволь, – попытался возразить Смирнов, – неужто не видны тебе просчёты в политике? Неужели не видишь ты нерешительности государя?

– Вижу. И печалюсь о том. Хотя понимаю, что не знаю всего, всех причин решений императора. Повторю: вижу, но злословить того, кому присягал, считаю недостойным. Сними погоны, сдай оружие, уезжай в деревню – оттуда и брюзжи.

В это же время состоялся другой разговор – между Натальей Узерцовой и Елагиным.

– Что за безумная затея, Илья Петрович, неужели ничего нельзя изменить? – взволнованно спросила Наталья.

– Нельзя, Наталья Сергеевна. Поручик бросил мне вызов. Разве мог я не принять его?

Наталья теребила в руках платок, долго молчала, потом, медленно подбирая слова, спросила:

– Скажите, Илья Петрович, вы не откажетесь от поединка, даже если я скажу, что согласна стать вашей женой?

Елагин вздрогнул, побледнел. Он подошёл к Наталье, взял её за руки.

– Наталья Сергеевна, Наташа, – штабс-капитан почти задыхался и говорил с трудом. – Вы знаете, как я отношусь к вам. Знаете, что ничто не в силах изменить этого отношения. Тем более знаете, что значит для меня ваше согласие. Но сейчас… Вы сами прекрасно понимаете… Простите. Не могу.

– Что же делать? – тихо спросила Наталья и беззвучно заплакала.

На следующий день пришло известие об отречении императора. Оно хоть и повергло многих на какое-то время в растерянность, в глубине души каждого шептал голосок: «Ничего удивительного, к тому всё и шло».

Растерянность прошла скоро, поскольку стало ясно: в сложившихся условиях помощи ждать неоткуда, и надо действовать самим. Это понимали и командующие фронтами, и командиры дивизий и полков, и офицеры. А в солдатах это известие укрепило надежду на скорое окончание войны.

Неожиданным образом известие об отречении государя умело использовали сослуживцы Елагина и Радиковского. Посчитав, что с отречением императора исчезла и сама причина конфликта двух офицеров, друзья постарались расстроить дуэль и преуспели в этом. Им удалось убедить обоих взять свои слова назад, бывших соперников свели вместе – и они пожали друг другу руки.

– Забудемте. Мы оба погорячились. Простите.

– И я прошу прощения. Забудем.

Кто-то на радостях предложил отметить примирение выпивкой. Все тут же согласились. Однако Елагин остановил их:

– Виноват, господа. Всегда готов, но чуть позже. Мне необходимо завершить некоторые дела.

Елагин направился к Узерцовой. Наталье всё уже было известно. Она с улыбкой встретила штабс-капитана:

– Как я рада, Илья Петрович! Рада за вас и за поручика Радиковского. Не сомневалась в вашем благородстве и честном сердце…

Но Елагин перебил её:

– Наталья Сергеевна, дуэль не состоялась. Мы с поручиком пожали друг другу руки, это правда, но моей заслуги в этом мало. Всё моё участие состоит лишь в том, что я принял сделанное моими друзьями предложение и не препятствовал этому. Посему вы свободны от всех обязательств. Честь имею.

Елагин коротко поклонился и готов был уйти, но Наталья задержала его, тронув за рукав:

– Погодите, Илья Петрович, не спешите. Вы уж не отказывайте и мне, женщине, в умении быть верной данному слову. Я тоже не привыкла отказываться от обещанного. Я буду вашей женой.

Наталья улыбнулась так нежно и ласково, так ласково провела по щеке Елагина и так легко ускользнула, что штабс-капитан некоторое время стоял, как вкопанный.

Между тем офицеры собрались за столом и ждали одного Елагина. Он появился в дверях с ошарашенным видом и с порога сразу заявил:

– Господа, имею честь объявить: Наталья Сергеевна Узерцова дала согласие стать моей женой.

В наступившем молчании прозвучал голос Смирнова:

– Позвольте, господа, здесь нужна ясность: за что же мы пить станем – за примирение или за помолвку?

Раздался дружный хохот.

Новость разлетелась по всему полку быстро и была воспринята всеми благосклонно. Особенно по-доброму отнёсся полковой священник. Он сам пришёл к Елагину.

– Позвольте мне на правах пастыря духовного спросить у вас штабс-капитан: это ваше твёрдое решение?

– Твёрдое, отец Андрей.

– Это хорошо. Грех большой, когда святыми узами брака похоть прикрыть пытаются. Хорошо, что вы стреляться не стали – греха на душу не взяли. Хорошо, что жениться надумали. Многие – прости, Господи, заблудшие души их – пустились в разгул и блуд, наивно полагая, что война всё спишет. Не спишет – строже спросит. Многие полагают: коли война, то о душе можно не думать. Грех большой – такие мысли. Я вам так скажу, Илья Петрович, на войне можно жизнь свою за Отечество не пощадить, но душу… Душу всегда спасать надо. Мой вам совет: нынче вечером помолитесь. Помолитесь глубоко и искренне. И многое вам откроется. Храни вас Господь.

Благословив Елагина, отец Андрей вышел. В окно Елагин видел, как священник идёт, подбирая полы рясы, чтобы не запачкать её в грязном, с землею смешанном снегу. Отец Андрей всегда держал спину прямой, и только, внимательно приглядевшись, можно было заметить, как тяжело он ступает, словно несёт на плечах огромный груз.