Александр Черенов - Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая

Леонид Ильич был доволен: он не зря полагался на Васо, поручая именно ему «профилактическую работу с товарищами». Да и у Хрущёва частые застолья Мжаванадзе с соседями не могли вызвать подозрений: хлебосольство грузинского лидера и его сибаритские наклонности давно уже стали «притчей во языцех».

– Когда будешь у нас, дорогой?

Леонид Ильич вздохнул в трубку. На этот раз – непритворно.

– Ох, генацвале: рад бы в рай… Дел – невпроворот! Вот, будешь на юбилее Никиты Сергеевича – там и поговорим. Может, к тому времени что-то и прояснится. «По линии «окна».

– Жду с нетерпением! – прокричала трубка. Брежнев усмехнулся.

«Ну, ещё бы!»

Леонид Ильич знал, что честолюбивый Мжаванадзе давно уже спит – и видит себя полноправным членом Президиума: кандидат – это как-то несолидно. И неважно, что по негласной партийной традиции это был «потолок роста» для руководителя союзной республики. Членом Президиума – или раньше Политбюро – мог стать только глава парторганизации Украины. Даже белорусы не могли и мечтать об этом. И пример их лидера Пономаренко – не показателен. Да не пример вовсе: к моменту избрания членом Президиума на девятнадцатом съезде он был уже секретарём ЦК ВКП (б) – с сорок восьмого года. В те же годы, когда он возглавлял Компартию Белоруссии: с тридцать восьмого по сорок седьмой – он не был даже кандидатом в члены Политбюро: в тридцать девятом, на восемнадцатом съезде партии, его избрали «всего лишь» членом ЦК.

С «оптимизацией» Хрущёва Мжаванадзе не без оснований связывал исполнение давней мечты: член Президиума – совсем другой уровень. И не только потому, что это «звучит солидней». И даже не потому, что это – «дверь в большую политику». Причина была иной: требовалось срочно «прикрыть задницу». Уж, слишком основательно «наруководил» «дорогой Васо». По линии многочисленных «друзей» и ещё более многочисленных «следов», которые он оставил совсем даже не «на пыльных дорожках далёких планет». Чин же «давал охранную грамоту». От Васо требовалось лишь одно… нет, пожалуй, два: сохранить «верность линии», и не утратить «политическую» бдительность…

Как писали в газетах, как уверяли по радио и телевидению, «вся Советская страна, весь советский народ с небывалым энтузиазмом чествовали своего испытанного руководителя Никиту Сергеевича Хрущёва в день его славного семидесятилетия».

Отчасти это соответствовало действительности: шуму было много. Постарались средства массовой информации: газеты, радио, телевидение. Плюс средства наглядной агитации: вся страна была увешана кумачом с типовыми здравицами и приветствиями. По экранам кинотеатров опять прошёл – с помпой, но без особого успеха – радужный панегирик Хрущёву под названием «Наш Никита Сергеевич»: «скромненько – и со вкусом». Разумеется, были многочисленные рапорты с мест «о досрочном выполнении и перевыполнении» «по поводу и в честь».

Апофеозом торжественных мероприятий явилось вручение Хрущёву медали «Золотая Звезда», ордена Ленина и Грамоты Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Никите Сергеевичу звания Героя Советского Союза. А вот здесь «двор» перестарался. Присвоение именно этого звания вызвало «в широких слоях общества» не совсем ту реакцию, на которую рассчитывали кремлёвские «массовики-затейники». Но в то же время – именно ту и такую, какой и желали представители «другого лагеря». Они тоже внесли свой вклад – в представление в Президиум Верховного Совета. Только – с совершенно противоположными целями.

Народ и партия, «горячо одобрив», неодобрительно отнеслись к «возведению» Хрущёва «в достоинство» Героя Советского Союза. Ладно, если бы уже трижды Герой Социалистического Труда покусился на четвёртую медаль «Серп и Молот»! Люди бы посмеялись над «монаршей страстью к коллекционированию» – тем бы дело и кончилось. Но Никита Сергеевич затребовал «признать свою жизнь подвигом»! Четвёртого звания Героя Социалистического Труда ему уже было мало. Хотя и таким способом он «присоседивался по совокупности» к четырежды Герою Советского Союза маршалу Жукову. Но Никита Сергеевич возжелал «Золотой Звезды». И даже возжаждал. Ну, так как в своё время «Маршальской». Правда, ту ему так и не «выдали»: один лишь Ерёменко, инициатор ходатайства, и поставил свою подпись под опросным листом.

Теперь же Никита Сергеевич брал реванш: «фэ!» маршалов-фронтовиков – «по боку»! В желании стать непременно Героем Советского Союза Первому секретарю ЦК активно подыгрывали все «наверху». Но если такие персонажи, как Микоян, Суслов и Аджубей руководствовались при этом одним лишь желанием «потрафить» капризам вождя, то другие преследовали другие цели. И то: если сами – «другие», то и цели – тоже. И тех, других, было уже большинство. Возглавлял их – и его – Брежнев.

– Говоришь, собрался в Герои?

Подгорный «утвердительно осклабился»: только что «под большим секретом» Микоян, с которым Хрущёв особенно сошёлся в последнее время, поделился с ним новостью. Даже намекнул на то, что сегодня фельдъегеря правительственной связи начнут развозить по членам Президиума «фишку» – опросный лист для награждения или выдвижения.

– Ну, что ж: потрафим благодетелю? – не поскупился на ухмылку Леонид Ильич. – А, товарищи?

Сидящие за столом члены Президиума ЦК дружно расхохотались. Самого Никиты Сергеевича на заседании не было. Демонстрируя «фирменную» неусидчивость даже в канун личного юбилея, он с утра пораньше отправился в поездку по городам и весям: «посрамлять бездельников в Президиуме», а заодно и – набираться материалов для пленума по сельскому хозяйству. Отсутствие юбиляра не помешало товарищам «горячо одобрить линию партии» – а заодно и внесённое предложение…

«Золотую Звезду» крепил к лацкану мешковатого костюма Хрущёва сам Брежнев. Крепил не от избытка лакейских чувств, а по должности – как Председатель Президиума Верховного Совета СССР, которому и полагалось исполнять ритуал. Ничего, кроме чувства гордости за оказанное доверие, на его сияющем лице не просматривалось. В разведке Леонид Ильич не служил, но сейчас посрамлял всех разведчиков сразу. А заодно – и артистов, играющих разведчиков.

После вручения полились речи – мёдом и патокой. Ни одна из них, разумеется, и близко не стояла с правдой. Ни одна не была хотя бы в меру лживой. Всё было предельно обострено, окарикатурено и превращено в фарс. Пиком славословия, возведённого в степень неприличия, стал застольный тост Шелеста:

– За вождя нашей партии!

Никто до сегодняшнего дня так не воздвигал Хрущёва. Ни во что не ставя соратников, Никита Сергеевич любил игру под названием «primus inter pares»: «первый среди равных». Ведь контрастировать со Сталиным полагалось во всём.