Владимир Циканов - Господа офицеры. Часть первая

Сейчас точно не помню где это было. То ли в Калай-Хумбе, то ли в Шуробаде была какая-то операция. Мы, лётный состав, жили в палатках, кровати стояли в два яруса. Было холодно, особенно по ночам. В палатках стояли печки «буржуйки». Отапливались они углём. Из солдат назначались специальные истопники, которые этим занимались.

Вот там-то я в очередной раз встретился с Колей Сухогузовым и ещё с одним знакомым мне борцом, тоже Мастером спорта СССР по самбо. Фамилию его, к сожалению, забыл. Он был казах по национальности, звали его Ермек. Я ещё подумал тогда: «Как, наверное, командиру ДШМГ (десантно-штурмовая манёвренная группа) Ивану Барсукову и другим командирам с такими ребятами, как эти, хорошо, надёжно и просто».

С Ермеком мы познакомились на соревнованиях в Алма-Ате или в конце 1979 года или в 1980 году. Точно не помню. В тот период проведения соревнований мы с ним вместе жили в одной общаге, а наши кровати стояли рядом. Он закончил Алма-Атинское пограничное училище и в то время, как и я, был лейтенантом. Много и часто мы беседовали с ним на тему авиации. Ермек был очень любознательным, постоянно мне задавал кучу профессиональных вопросов: «Как летает вертолёт? Где в нём, что и как устроено?» Беседовать с ним всегда было приятно и интересно. Мы с ним боролись на соревнованиях в одной весовой категории. В Союзе на ковре мы были соперниками, а здесь встретились и обнимались как родные братья.

Ребята-десантники были очень уставшими. Мы только что всех их вывезли «из-за черты». Но Ермек выглядел уж очень-очень уставшим. По сравнению со всеми ― самым уставшим и каким-то понурым и угнетённым. Я спросил его: «Что, тяжко, устал?» Он ответил: «Да не очень. Можно сказать, физически совсем не устал, только морально тяжело, просто нет сил». Уточнил: «Что такое?» И тут же услышал следующее: «Володя! Ты понимаешь, вы сверху летаете и не видите всего, что там внизу творится. Вы вчера вечером наносили РБУ (ракетно-бомбовый удар) по кишлаку. А мы этот кишлак сегодня с самого раннего утра и рассвета прочёсывали. В одном доме, где я был ― дикий детский крик и плач. Захожу и вижу: девочка лет шести-семи стоит… Вместо руки у неё ― культя кровоточащая. Орёт! Даже не орёт! Визжит и воет, как пожарная сирена… Рядом женщина лежит мёртвая… Мать, наверное. Без головы… Подле неё двое пацанов валяются… Мёртвые…» Здесь Ермек сделал длительную паузу. Было видно, что все произносимые им слова словно выдавливаются из него с огромным трудом. Сделав большой вдох и сглотнув вместе со слюной как будто бы застрявший где-то глубоко в гортани какой-то ком, он продолжал тихим и дрожащим голосом: «Она беременная была…» Он рассказывал это, и слёзы катились из его глаз…

Ермек продолжал: «Я всю свою аптечку на неё истратил, руку ей всё перебинтовывал, укол поставил… Знаешь, я же, вроде как, мусульманин… Они же тоже ― мусульмане. Хотя ни в кого и ни во что не верю… Но поверишь, здесь!..»

Да! Это была, к сожалению, не просто детская игра в войну…

Я проводил Ермека до их палатки. Мы пожали друг другу руки, обнялись… Я предложил ему свою аптечку, думая в этот момент, что она действительно нужнее ему во сто крат, чем мне. Но он отказался…

Эту ночь мне не спалось. Всё крутилось в голове: «Нас не спрашивают! Нас душат! Козыри – буби, господа офицеры!»

Много всего и всякого передумал в ту ночь… «Какая разница?», ― думал я, ― «Мусульмане – не мусульмане. Они же ― люди…», а ком стоял в горле после его рассказа, наверное, дня три, если не больше. Мне и сейчас, спустя более тридцати лет, когда пишу эти строки и вспоминаю всё это, слёзы тоже застилают глаза…

Чем больше я летал и находился в Афганистане, тем всё больше и больше постигал и понимал правильность объективной реальности и необходимости их мусульманских законов и обычаев. Почему у них девочкам можно выходить замуж в 12 лет? Это считается нормальным явлением. А у нас – варварство. В наших понятиях: организм женщины ещё не сформировался в этом возрасте, отбирают у ребёнка детство и т. д. и т. п. Да всё, оказывается, очень просто объясняется самой природой и их афганским существованием в этом мире. Там ― всё время война. Война всю жизнь. Кто сильнее, тот и прав. Пришёл сильный, – он и ― господин. Она, эта девочка, просто может не дожить до этого самого детородного, в нашем понимании, возраста. Не успеет даже до 16, не говоря уже до 18-ти летнего возраста дожить. А детство? Что детство? Это понятие и представление о нём на шкале временного пространства у них тоже другое. Отличающееся от нашего. Ох, сколько мы перевозили тогда беженцев?! Женщин. Детей. Они шли и бежали от этой войны не десятками, а сотнями и тысячами…

А закон Корана о том, что в случае развода супругов совместные дети остаются всегда с мужчиной, а не с женщиной, как у нас. Он (этот Закон) просто обязывает и заставляет мужчину любить и оберегать всех своих детей, отвечать за них своей жизнью, а тем самым, пусть косвенно, но любить и оберегать свою жену. Поэтому бракоразводные процессы там вообще исключены, либо очень редки. И то, как исключение из правил. А у нас? Если разошлись супруги, то на хрупкие женские плечи взваливается обязанность по воспитанию, содержанию и т. д. своих и общих одновременно с тем мужчиной, с которым разошлась, детей. Сами существующие законы и понимание их может устранить мужчину от ответственности за своих детей и вместе с тем от ответственности за ту женщину, которая родила ему их. А алименты? Что алименты? Их можно не платить, и мужчине, по большому счёту, за это ничего не будет. Это правильно? Это нормально! По-европейски зато.

Успокаивало тогда и успокаивает сейчас одно. Это то, что Захаров никогда не ставил задачи наносить РБУ по площадным целям. Если ставилась задача по уничтожению кого-то или чего-то, то конкретно указывалась цель: такой-то дом, слева-справа, ориентиры и т. д. В этом была огромная заслуга разведчиков и его (Захарова) личная работа в купе с ними.

Но носимое вертолётом Ми-8 оружие ― есть, всё-таки, оружие уничтожения и, в большей степени, целей площадного, объёмного характера… НУРС (неуправляемые реактивные снаряды) никогда не попадают в одну точку. И чем с большего расстояния ты стреляешь ими, тем больше радиус рассеивания там, куда они (эти снаряды) ложатся (падают). Бомбы тоже имеют свой радиус рассеивания и отклонения от цели.

До боли в сердце знакомые места…

Да, был у нас такой прецедент, когда лётчик-штурман наотрез отказался бомбить какой-то кишлак. Просто встал на постановке задачи и сказал: «Я не буду!» 18 18 ― Прицеливание и сброс бомб на вертолёте Ми-8 осуществляет лётчик-штурман. Это был Саня Варламов. Хороший, очень добрый, смелый и справедливый парень. Это был поступок, с моей стороны и в моём понимании, заслуживающий уважения. Его тогда, как мне помнится, много таскали по возвращению и домой в Уч-Арал по всяким инстанциям, и к замполиту, и к особисту, и т. д. Многие лётчики шутили при этом, называя Варламова сектантом. Да, он отличался других своими взглядами и убеждениями. Но, всё-таки, он был классным воином. Гонения на него и всяческого рода, проводимые командованием разговоры с ним, душещипательные и душераздирающее его беседы прекратились с приходом к нам в часть Захарова.