Шерман Гадэс - Dрево

Присутствие мертвого тела в Дункельбурге будоражило неокрепшее воображение молодого хозяина. Вечерами я велел Марселю вести дела в моей комнате, будто бы желал разобраться во всех нюансах, которые не переставали быть для меня чем-то запредельным, а потом играл с ним в шахматы и расспрашивал о покойном отце, ведь почти ничего о нем не знал. Оказывается, пока я постоянно сидел на одном месте в библиотеке, углубившись в изучение очередного шедевра, Радиш вел бурную ночную жизнь. Он занимался охотой, имея великолепное зрение, каким обладают только хищные звери, устраивал скачки на самых непокорных жеребцах, доставленных ему из восточных степей, бесконечно с кем-то спорил на политические темы и затевал драки в случае, если некто отваживался не разделять его мнения. Особенно старый граф любил упиваться на рассвете в близлежащей таверне и проклинать весь мир, чем неоднократно наводил на себя праведный гнев отца Гектора. Они совсем не ладили друг с другом, и появление последнего в Дункельбурге было обусловлено лишь тем, что моя мать – женщина, которая произвела меня на свет, – завещала Радишу изменить свои взгляды и принять христианство: к слову сказать, однажды он даже заключил пари, что не пожелает исповедоваться, когда пробьет его последний час. Священник, придя в ужас, умолял графа отдать будущего наследника под монастырскую опеку, но тот был непреклонен. Да, пускай в сыне он действительно не нуждался – до поры, до времени, но раз уж ребенок все-таки обременил его жизнь, никакой религии здесь навязывать не следует. Так, волею родителя я оказался в семье бедняков. Но настал момент, когда Радишу пришлось вспомнить о моем существовании, и он раскошелился, чтобы впоследствии требовать от меня почтения, преданности и заботы.

Оставив замок на Хоффера, мы начали свой долгий путь почти сразу же после праздника, так что ни Хаймнер, ни Гектор, к счастью, не успели исследовать весь Дункельбург и попасться в какую-нибудь жуткую ловушку или зеркальный лабиринт, которыми полнились старинные замки наших суровых предшественников, о чем я, грешным делом, немного пожалел – настолько мне хотелось избежать предстоящей дороги. Весь январь наша компания пересекала границы королевств, земель и регионов. Только в первых числах следующего месяца Марсель взволнованно объявил, что мы прибыли на родину моего славного пращура, а также всяческих легенд и преданий о нечистой силе, над которыми мы с Хаймнером нередко смеялись во весь голос.

Нашей обителью на ближайшее время стало село Георгени в Восточных Карпатах, поскольку я ненавидел замки и отправил Петросу весточку, чтобы он не ждал хозяина в гости. Здесь жили вольные горцы: румыны, венгры и цыгане, принявшие нас с особой теплотой и радушием. Говорить в открытую о том, кем являлся покойный граф, о моей принадлежности к старинному роду князей Радиш, которым я приходился последним прямым потомком, все же не стоило, подумалось мне. Цыганская диаспора и так дала понять, что обитать в этих местах далеко не безопасно. В таинственных горах часто блуждали люди и кони, бесследно пропадали дети, кто-то воровал крупный тучный скот и вообще, чего только не творилось! Особенно семья Дишича, приютившая иностранцев, боялась высот при наступлении полнолуния, веря, что на отрогах обитают кровопийцы и демоны. Решив однако во что бы то ни стало отыскать фамильный склеп отца, мы пробыли в Георгени всего с неделю и отправились дальше – покорять Карпаты.

В тот день ничто не предвещало бури, но стоило нам отъехать на несколько часов в горы, как поднялся сумасшедшей ветер, и повалил снег. Кучер – конечно, не суеверный цыган, а хладнокровный бесстрашный мадьяр, заверил, что отыщет дорогу назад в два счета. Впрочем, время шло, а он так не сумел справиться с делом вплоть до наступления сумерек. За окном быстро стемнело. Ветер усилился. Мы могли погибнуть и не на шутку перепугались. Только Гектор не поддавался страху, медленно перебирая деревянные четки. Его сухие губы повторяли чудесные молитвы, и я обретал покой, когда смотрел на него.

Внезапно прямо посреди скал перед нами возник занесенный снегом трактир, едва различимый в кромешной мгле. Нашу радость при его появлении нельзя было передать – все выскочили из экипажа, чтобы поскорее укрыться от непогоды в долгожданном убежище. Кроме нас других постояльцев в ту ночь не предвиделось. Хозяева, молчаливый валах и его жена-цыганка, отнеслись к нам с недоверием и подозрительностью.

– В таких местах добрые люди не застревают. Только всяких проходимцев ветром приносит не пойми откуда, – проворчала старуха.

– Какие же мы проходимцы? – возразил Марсель, предлагая нам с Хаймнером отпить вина, захваченного им из Георгени. – Этот сударь родом из Пешта – управляющий банком. Также с нами многоуважаемый отец Гектор, прибывший из Майнца. А здесь, мой господин, граф…

– Попроси перевести, – не дал я ему закончить. – Возможно, хозяйка не совсем понимает нашу речь.

Кучер обмолвился с ней парой слов, сделал трактирщику какое-то замечание на местном диалекте и странно рассмеялся. Слуга не отреагировал на его действия, махнув рукой: мол, что с них взять, дикие люди, и вскоре после ужина все мы отправились отдыхать. Компания разошлась по комнатам в начале одиннадцатого, когда метель еще не утихла, а ветер завывал в щелях хуже стаи волков.

Я подошел к окну, чтобы посильнее задернуть шторы и перекрыть тем самым поток холодного воздуха, шедшего сквозь тонкие, перекошенные рамы. Вдруг, совсем неожиданно, я увидел в чернильной мгле ночи и гор маленькую светящуюся точку, напоминавшую по форме желтый кошачий глаз. Невольно я зажмурился, решив, что мне привиделся этот необъяснимый свет, но он действительно существовал, искрясь там, вдали – стоило лишь открыть глаза, чтобы убедиться в своей правоте. Если бы таинственный объект предвещал приезд в трактир новых постояльцев, я бы искренне обрадовался их визиту, поскольку смог бы узнать, не заметили ли они в окрестностях нечто, похожее на древнее захоронение, и нам уже не нужно было бы скитаться по извилистым карпатским дорогам, от которых мороз продирал по спине.

Впрочем, беседовать в тот вечер мне не пришлось ни с кем, поскольку таинственный огонек не приближался к месту нашего ночлега, а продолжал мерцать где-то на расстоянии. Временами он исчезал, и тогда я с облегчением отходил от окна, пытаясь отвлечься, настроиться на сон, но загоревшись снова, глаз не давал мне покоя, и я решил выйти, чтобы рассмотреть его поближе. Все вокруг давно спали, убаюканные метелью. Дверь в комнату Гектора – единственного, чье окно выходило на ту же сторону, что и мое, была заперта. Наверное, если бы мой возвышенный спутник наблюдал странный свет посреди ночи, он не смог бы отдыхать, равно как и я. Но поскольку в гостинице стояла мертвая тишина, его не мучили странные галлюцинации.