Людмила Дегтярь - Грозный – Василий Блаженный. Истина-весть

– Негодница! Слепуха! Безрукастая! – разносилось по людской.

Видя, что тетушка не скоро оставит девицу, Шуйский не утерпел:

– Доброго здоровья, тетушка! – громыхнул Василий Васильевич, пытаясь перекрыть теткин вопль.

Лукерья обернулась на возглас. Удивленно окинула Василия взглядом, не узнавая. Потом всплеснула руками:

– Неужели?! Аль, Васенька пожаловал?! – картинно-насмешливо воскликнула она. Рада видеть!

Шуйский пропустил тетушкину едкость мимо ушей. Не зная, как держать себя, спросил нарочито громко:

– Дворовых стращаете?

Лукерья недовольно махнула рукой. Им обоим было страшно неловко находиться сейчас рядом. И каждый искал, чем прикрыть волнение, невольно нахлынувшее в душу. Тетушка незаметно смахнула предательскую слезинку и зашмыгала носом. И чтобы скрыть неожиданную радость от встречи, оглянулась на девку, вытиравшую лицо рукавом рубахи, и проронила безо всякого зла:

– Распустились холопы! – и для порядка погрозила девице пальцем:

– Гляди, Фекла, ишо раз нашкодишь, велю выпороть кнутом!

– Простите, барыня!

Лукерья криво улыбнулась и расторопно окинула взглядом людскую.

– Эй, Никита, Трофим! Живо подайте в трапезную угощенья, – деловито велела тетушка, вовсе переменив свой настрой.

Лукерья повернулась к племяннику. Мельком окинув его взглядом, легонько подтолкнула:

– Пойдем ко мне, Вася! – сказала совсем мягко.

Тетушка Лукерья проворно направилась в терем. Василий с облегчение вздохнул: «Приняла!» Сдерживая порыв радости, поторопился следом за Лукерьей в богатые хоромы.

– Отдышись пока! – велела она, указывая рукой на лавку. Но сразу не ушла, замялась, задержала взгляд на его облике:

– Хорош! Шуйская кровинушка…

Василий сдерживал мелкую нервную дрожь, неожиданно подступившую в ноги. Сумятица чувств нахлынула в голову, и он почувствовал себя провинившимся семинаристом перед пожилой женщиной. Хотелось просто обнять тетку: от старшей родни она осталась одна!

«Тетушка, родная!» – крутилось на языке. И уже руки потянулись сами собой… Но закостеневшее отчуждение сдержало радость обоюдной встречи. Не посмел обнять. Шуйский неловко потоптался на месте, закашлялся.

Поняла ли, нет, Лукерья его чувства? Пожалуй, ей некогда было разбираться, она просто ощутила родственную связь с племянником, и в ее жизни засветился крохотный фитилек, скрасивший одиночество. Спохватившись, Лукерья оторвала глаза от Василия, по-свойски махнула рукой и скрылась в соседней горнице.

Враждебная стена, разделявшая родственников, рассыпалась в дребезги! Пришло ли облегчение Шуйскому? Нет. Впереди замаячил еще более жгучий вопрос: земля. К сердцу подступил страх: как теперь завести разговор с теткой о наследстве, когда он увидел в ее глазах теплоту к себе? Не хотелось разрушать эту вовсе слабую нить, протянувшуюся между ними. Довольно отчуждения!

Василий вдруг почувствовал, что ему необходима теплота и дружба, он жаждал родственных отношений. Хотелось по-свойски видеться, общаться, радоваться встречам! И ни о чем не терзаться… Мысли теснились в голове, как льдины во время ледокола. Не сомнет ли его тот «ледоход» как тростинку? Куда он выплывет? Пока не ясно!

Шуйский сбросил кожушок на лавку, там же оставил шапку, припрятав ее в рукав. Сел, надеясь успокоиться и привести мысли в порядок. Взвесив ситуацию, решил пустить все на самотек. Оглянулся вокруг.

У тетушки в приемной горнице ничего не изменилось: резные лари, резные полки, тяжелые картины в рамках, самотканые ковры: все привычно, словно вышел от сюда вчера, а не много лет назад.

Слюдяные оконца слабо пропускали матовый свет, играя солнечными зайчиками по стенам из досок, скользя по тяжелым картинам в рамах. Освоившись, Шуйский почувствовал себя привычно, как дома.

Спустя время появилась тетушка Лукерья. Теперь она предстала знатной русской ханшей: гладко причесанной в богатых нарядах, посвежевшей и помолодевшей. Только не к месту казался на ней небольшой передничек с вышивкой.

Показав себя в величии, тетушка Лукерья откровенно окинула племянника внимательно-придирчивым взглядом, от которого Василий Васильевич невольно поежился.

От глаз Шуйского не укрылось, как тетушка Лукерья пренебрежительно усмехнулась, оценив его затрапезную одежку, но ничего не сказала.

Лукерья указала рукой следовать за ней и пошла впереди степенным хозяйским шагом. Уловив аппетитные запахи, Шуйский почувствовал, что проголодался и поторопился за тетушкой.

В трапезной проворные дворовые уже суетились, выставляя на массивный стол холодные закуски: соленья и копченый окорок, колбасу, вяленую рыбу, пироги. Кушанья подавались в деревянных и серебряных мисках, напитки в кувшинах.

Горница была убрана по женскому вкусу: нарядно и красочно. На стенах, столе, ларе, полках – всюду радовали глаз тонкие белоснежные выбивки и кружева, стены были увешаны льняными полотенцами, расшитыми красочной гладью и крестиком.

Перекрестившись на образа, сели за стол. Один из парней остался прислуживать и стал ловко подносить кушанья, налил в выбитые серебряные бокалы медовуху.

– За встречу! – приветливо произнесла Лукерья, поднимая серебряный бокал. Она пригубила, взяла пирог, наблюдая за племянником.

– Васюня, гляжу, раздобрел ты… слишком… Не тяжко на ноги?

– Тяжеловато, тетушка…

Принявшись жадно есть, Василий Васильевич меж тем размышлял, как приступить к разговору, мучавшему его. Вспомнил. Суетливо вытерев рот рушником, торопливо достал коробочку, поднес тетушке подарок.

– Не откажи, – как можно смиренней произнес он.

Она равнодушно приняла, насмешливо растянув губы в едкой улыбке, вероятно считая, что там сущий пустяк. Хотела даже отставить в сторонку, но взглянув на племянника, застывшего рядом изваянием и неотрывно следящего за ее руками, небрежно приоткрыла крышку и с удивлением обнаружила изумительное ожерелье.

– Ох, ты, ле-е-епо-та какая! Прямо-таки царское ожерелье! – почти пропела Лукерья, восхитившись браслетом. – Слов нет, уважил…

Она принялась рассматривать подарок повлажневшими глазами, примеряя его то на одну руку, то на другую.

– Рад, что угодил, – вымолвил Шуйский скромно.

– Спасибочко, Васенька! Замечу, у тебя отменный вкус! – тепло сказала она. Но тут же, мельком взглянув на племянника, Лукерья кольнула:

– Приму, хоть и не по средствам тебе, голоштанному, таковые подарки подносить.

Удовлетворенно хмыкнув себе под нос, Василий отправился на место. Лукерья не оставляла подарок, примеряя ожерелье и так, и этак. Любуясь золотом, блаженно улыбнулась и почти нежно произнесла:

– Когда получаю подарки, начинаю думать, что я еще кому-то нужна на этом свете… А это приносит радость! Вот так… Удивительная вещь – этакая мелочь – подарок! В нем сокрыта любовь, крошечка сердечного тепла от человека, который его преподнес. И эта кроха способна вырасти до… громадных размеров и согревать душу человеку всю жизнь!