Людмила Дегтярь - Грозный – Василий Блаженный. Истина-весть

Удивленно взиравшая на сие переоблачение, Дарья тревожно запытала:

– Васенька, здоров ли ты? Аль наши дела так плохи, что ты собрался просить «Христа ради»?!

Шуйский насмешливо сощурился:

– Дарья, не суй нос в чужое корыто!

– Насмехаешься… – обиделась Даша, поджав губки.

Василий миролюбиво улыбнулся:

– Даша, будя тебе дуться! Надумал над Иваном подшутить! Тот любитель облачать на себя тряпье! Коль встрел бы меня ноне Иван, всласть потешился б!

Обидевшись, Даша повела плечами и дерзко налетела:

– Я уж понадеялась, что ты прикинешься паинькой да помчишься к тетушке, а ты надумал устраивать маскарад!

– Завела… песню, макитра, полная макухой…

Надувшись, Даша небрежно бросила на сундук одежду мужа и уселась за вышивку.

Шуйский походил-попрыгал по горнице, обвыкаясь в непривычном наряде. Спохватился: «Что водрузить на голову?» Не выискав ничего более подходящего, взял свою меховую шапку. Задумавшись, подержал-покрутил ее в руках и все же надел на голову.

«Шапка мое лицо… Лицо не подменю!» – убежденно пробубнил себе под нос.

Однако добротная шапка, как он понимал, не вязалась с ветхой одеждой. И Шуйский несколько раз снимал ее и вновь надевал, потом засунул за ворот кожуха. Дарья Алексеевна, не понимая спешного переоблачения муженька, искоса подсматривала за ним.

Уж вовсе собравшись, Василий Васильевич замаялся: что-то его держало. Раздумывая, Шуйский потоптался посреди горницы. Всполошившись, мельком взглянул на Дарью Алексеевну, занятую работой, ринулся до божницы. Отгородившись от жены спиной, ухватил пятерней шкатулку с золотом, открыл…

Покопавшись в шкатулке, проворно выхватил коробочку с женским украшением. Открыл коробочку, довольно похмыкал себе под нос. Затем по-хозяйски припрятал коробочку за пазуху. Усердно перекрестившись на образа, что-то тихо зашептал.

– Василий! Сие ты мне преподнес! – уследив содеянное, вспыхнула Дарья.

Шуйский недовольно скосил на нее глаза.

«Ох, кулема остроглазая!» – недовольно муркнул он. Однако тут же подлащился к жене, чтобы не подняла скандал:

– Не гневайся, Дашенька! Коль удачно… съезжу, куплю тебе дюжину таковых! – бросил Василий, торопясь к выходу.

– Шутишь?

Уже у двери Василий напористо пробасил:

– Какие шутки? Сама надоумила! Семь годков не был у тетушки! Как идти без подарунка?! Ей не поднесешь общипанного воробья!

– Ах ты сладенький мой, к Лукерье… настропалился!? – расцвела Даша.

– К ней…

– Вот и славно, голубчик! Ехай с Богом! – ласково прощебетала Дарья Алексеевна и перекрестила мужа.

– К тетушке… собравшись… Как встретит?! – вдруг замялся Василий.

Даша метнулась к мужу, обняла, нежно погладила.

– Поди, ждет тебя тетка одинокая!

Василий Васильевич недоверчиво крутнул головой.

– Вряд ли. Ты ее не знаешь. Тетка по натуре вреднючая!

– Чует мое сердце: как родню встретит! Не пасуй! – подбадривая мужа, убеждала Даша. – Вот увидишь, все будет хорошо! Божечка, помоги сердечному!

За два месяца до свалившего его недуга Великий хан Московии Василий находился с братьями, ханами Андреем Старицким и Юрием Дмитровским и всей свитой на охоте.

Ханские охоты – древний традиционный русский обычай. Выезжали по осени вглубь лесов с обслугой, с псарней, с арбами, заполненными всем необходимым, останавливаясь в одной из деревень Московского ханства. И как пойдет охота, так задерживались на промысле до двух и более месяцев.

В тот год осень выдалась сухой, слякоти не было. Большие ранние снега и морозы еще не обрушились на землю. Лишь свежий утренний морозец, соперничая с осенним прогревом, обволакивал серебристым инеем лесную природу, поджидавшую зимушку: серебрил жухлую поникшую траву, ложился хрустким покрывалом на опавшие листья; легкой звездной пыльцой окутывал и студил оголенные метелки деревьев и раскидистые еловые лапы.

Однако хвойный лес поражал зеленью, словно его не коснулись холода. Правда был звонче, скованней и казался недоверчиво-настороженным…

Дышалось легко, полной грудью. От избытка кислорода в сосновом бору людей слегка покачивало. Смешанные перелески мелькали перед глазами охотников темной оголенной наготой и только изредка попадались кусты, чудом сохранившие яркое одеяние: пунцово-пылкое, жгучее, словно куст объят трепетным догоравшим пламенем.

Рассекая загустевшую скученность утреннего тумана, братья: Великие ханы Иоанновичи скакали на добротных жеребцах по лесной ухабистой дороге в намеченное место. Следом, распределившись по группам, по лесным тропам ехали на конях князья и бояре, по извилистой дороге пробирались зипунники на телегах; селяне-охотники шли прямо по лесу, удерживая собак.

Братья-ханы углубились в лес. Вроде ничего особенного в их облике и не было: словене, русские люди! Но своим видом они отличались от обычных мещан и даже помещиков или бояр. Благородная внешность, богатырская силушка, живой ум, внутренняя собранность, честность, ответственность – являлись принадлежностью великого рода Руриковичей.

Даже на беглый взгляд была видна неуловимая схожесть братьев: Василия, Юрия и Андрея. Она проявлялась во многом – в крепких телах, в мужественных чертах лица, в манерах поведения, в скупых и властных жестах. А в обращении с людьми – в открытости и доброжелательности.

Если же внимательно вглядеться в братьев Иоанновичей, каждый из них был индивидуален; и даже могло показаться, что они вовсе не схожи.

Правитель Руси Великий хан Василий – крепкий дородный мужчина, настоящий русский богатырь. Он обладал редкой способностью охватить разом проблему и живо найти решение. Был скор в мыслях и делах, требователен и властен. Лицо у него было живым и строгим; прямые глаза говорили о честности и великодушии. Будучи отходчивым, ни на кого не таил зла. Зато с ворами и разбойниками не церемонился и был жесток.

– Какое им помилование?! – бушевал он на ханских судах.

– На первый раз… можно и простить…

– Ни первого, ни второго раза не будет! С разбойниками поступать по их же законам – ибо другого языка они не имают! Сей раз помилую, вдругораз ишо больше нашкодят. Волку сменишь натуру?! Как бы, не так! – рассуждал Василий Иоаннович. – Да и охочим до разбойного дела будет наука!

Прибывшим издалече заграничным послам Василий Иоаннович сказывал открыто: «По дружбе придете – братьями назову. С мечом пожалуете – не обессудьте!»

Провинившихся князей, бояр, служивых людей, посадских, мещан – Великий хан наказывал особо, полагаясь на их совесть.

Государь велел глашатаю зачитывать принародно о нарушителях, выставляя их на площадь к позорному столбу; других облагал штрафами, некоторых сажал в темницу до выкупа родными. Пробирало… Но никого не бичевал и не казнил.