Людмила Дегтярь - Грозный – Василий Блаженный. Истина-весть

Покушение на жизнь словенина считалось большим грехом. Вопрос о жизни человека находился в руках Господа.

Однако учитывая тяжесть греха, люди, порой, сами устраивали самосуд. В таких случаях хан не вмешивался: «Значит, такова воля Бога!»

Хан Юрий Дмитровский младше Великого хана Василия. И сам был как порыв: шумливый, открытый, безудержный. Живое выразительное лицо располагало к общению и вызывало доверие. Мягкие и доверчивые голубые глаза, наивные и простодушные, из которых лились искорки, не вязались с высоким саном. Зная это, хан старался меньше улыбаться, напуская на себя солидность и строгость. Случалось, даже сердился: «Я ж не девица красная, улыбки

раздаривать! Хан должон быть строг!» А сам уже расплывался в добродушной улыбке.

Вероятно поэтому Великий хан Юрий, на первый взгляд, казался легковесным. Однако вотчиной управлял сноровисто и имел добрый прибыток в делах. Был верен, надежен, честен и ответственен. И потому имел много друзей, готовых откликнуться по первому зову.

И коль налетали ненароком поганые, будучи отчаянным и храбрым, хан Юрий соколом мчался в бой, ведя за собой дружину. В ратном деле у него проявлялись ярость, решимость, мужество и даже жесткость.

Великий хан Андрей Старицкий – младший из братьев. Он такого же роста, как хан Юрий; черты лица жестковатые. Нависшие соколиным крылом черные брови над пронзительными карими глазами и глубокая складка на лбу, говорили о воле, сдержанности, храбрости, жесткости в характере. И никто не ведал, что под грубоватой внешностью скрывалась чистая ранимая душа ребенка.

К холопам Андрей Иоаннович был требователен, но не жесток. Провинившихся мужчин-холопов заставлял выполнять бабские повинности: доить коров, белить холсты, стирать тряпки в реке. И как уж те тогда вымаливали пощады, но хан был непреклонен. Понабравшись стыдобушки от насмешников, мужички старались впредь не плошать.

В своем кругу Андрей Иоаннович считался мыслителем. В его душе то и дело возникали благородные мысли о святой справедливости, а мудрое чело постигали философские рассуждения. Тем не менее, дружину держал крепкую. В битвах Великий хан Андрей был отважен и смел, мчась наудалую.

Младший, как часто водится в семьях, мазун и любимчик. И это отразилось в общении: Андрей нуждался во внимании братьев. Частенько, оставив дела на стольника, Андрей скакал до Великого хана Василия. Тот, разбирая житейские и спорные дела бояр, видел, что брат соскучился и молча указывал сесть рядом. И когда заходил спор по делу, государь Василий обязательно интересовался мнением младшего брата. А потом утверждал: «Глядите-ка! Младший братишка оказался смышленней всех! Ишь, как подошел к делу!»

Проведав Великого хана Василия, Андрей направлялся до Юрия, найдя занятие по душе. Иногда братья заводили игры, потехи, состязания. Что-что, а охоту Великий хан Андрей обожал. Вот уж раздолье душе!

Великие ханы Андрей Старицкий и Юрий Дмитровский считались рачительными вотчинниками. Они заботились о смердах, поддерживая их в нужде; к хозяйским работам подходили осмотрительно, не нагнетая излишней нервозности и суматохи во время страды.

Селяне, сознавая справедливое отношение хозяев, трудились добросовестно. И потому хозяйства братьев были крепкими. Но лодырям, подлым ворам и пропойцам ханы не давали спуску!

Братья-ханы были связаны крепкой дружбой и по первому зову дружно съезжались погуторить, поделиться, а то и побороться!

Окружив участок леса, охотники гнали зверей. Лес оглашался звуками рожков, улюлюканьем, шумом, гомоном, заливистым лаем гончих…

В этот сезон охота шла азартно. Гончие псы гнали дичь и зверье. И каждый выход в лес был удачным. По возвращению на стоянку смерды трудились допоздна, разделывая туши, засаливая их и коптя; да и кожемяки были завалены работой.

После охоты ханы, князья и бояре шумно общались, ели запеченную дичь, пили пиво. Бражкой или чем крепче не баловались – не принято было. И только для увеселения пригубляли медовуху. Да и она была не крепка.

Постреливали, соревнуясь, из луков по мишеням; метали топорики и клинки по установленным щиткам. В выходные, после молебна, устраивали игры, боролись, стреляли из лука.

– Так-то попасть не нужно большого старания! Ну-кась! Попади с завязанными глазами!

– Я-то попаду! А ты порази-ка враз две цели, выпуская из лука две стрелы!

– Вдругораз попаду! Нынче глаз запорошило!

Балалаечники до звезд наяривали лихие напевы, изредка развлекал охотников мужик с медведем. Все было как обычно.

В один из промысловых дней гончие напали на след стаи вепрей. Шуганув из зарослей свиней-дикарей, погнали их в засаду.

– Гонят! Гонят! Ишь, повизгивают, захлебываются псы! – всполошились смерды, угадав по визгу собак большую удачу.

– Айда, гони на вороных поперед стаи!

– Не выпущай!

Великий хан Василий в тот день некстати запозднился, разбирая тяжбу помещиков, прибывших издалека. Примирив спорщиков, отправился на охоту. Ехал один на белом в яблоках коне Найденыше.

Проехав по мелколесью до лесного массива, Великий хан не обнаружил своих на месте и поскакал дальше по лесной тропе, надеясь обнаружить их по шуму. Двигался не торопясь, огибая кусты, прокручивая в голове причину разлада помещиков: нарушение границ.

«Слить бы всех в один гамуз и не было бы споров», – озабоченно размышлял он.

Из трущобы, усиливаясь к нему звуком, раздался треск сушняка. Василий Иоаннович, вслушиваясь, притормозил коня. Треск и топот раздались вовсе рядом.

Не успел хан что-то подумать, как ветви кустарника резко разметнулись и на тропинку вырвались из кустов три крупных секача. Видать, стая вепрей ушла по ущелью, а эти отбились. Всполошенный конь шарахнулся в сторону, но густой лес не пустил уйти.

Старый секач, оскалив клыки, как борзый набросился на Найденыша, рванув его за заднюю ляжку. Василий Иоаннович стремительно соскочил с коня. Конь, резко взбрыкнувшись, мощно саданул вепря копытом. Секач, дико взвизгнув, перекувыркнулся и тяжело громыхнулся на мелкий кустарник, кроша и подминая ветки. А жеребец тяжело осел на задние ноги.

Рванув из седла бердыш, Василий Иоаннович в два прыжка оказался подле отброшенного дикаря. Яро замахнувшись, саданул кабана топором, отсекая голову за раз.

Два других секача жадно набросились на коня, пытаясь порвать его. Коняшка тяжело привстал; раз, два отбился копытом. Но ноги ему поранили.

Не забочась о своей жизни, хан метнулся в пекло драки. Подскочив, наотмашь громыхнул одного дикаря обушком, удачно свалив наземь. И тут же стремительно крутнулся к другому, бросившемуся на хана с оскаленной пастью. Государь не успел отпрянуть, как вепрь вонзил острые клыки в его сапог и с треском вырвал шмат обувки. К счастью, ногу не повредил.