Роман Рассветов - Их жизнь. В краю голубых озёр. Книги первая и вторая

– Так, ведь, мама, если бы я, как следует, работать могла, мне же, через месяц-полтора рожать, – кивнула Мария на свой живот.

– Ничего, доченька, ты помаленьку, не напрягайся, не торопись… Мы уже половину картошки убрали, остальную, как-нибудь, уберём, бураков у нас не так уж и много, правда?

Тузик, лежавший около будки, поднял голову, потом вскочил на ноги и залился хриплым лаем. К их хутору скакал всадник.

– Добрый день! – Поздоровался он, останавливая коня. – Бог в помощь!

– Спасибо! – Отозвались женщины.

– Тётя Мальвина, тебе телеграмма, -сказал почтальон, соскакивая с коня. – Распишись в получении! – Мать вывела корявую закорючку карандашом, развернула телеграмму, медленно, по складам, прочитала текст, недоумённо посмотрела на Марию, и опять стала читать… потом, вдруг, вскрикнула, резко бледнея: – Езус Мария!

– Что случилось, мама? – Испуганно спросила Мария, увидев её изменившееся лицо.

– Айвар… Айвар… умер,.. -прошептала мать непослушными губами. Мария выхватила из её рук телеграмму и впилась в текст: – «Умер Айвар Похороны десятого Приезжайте»

– Я пойду, – тихо сказал почтальон, пряча глаза, как-будто он был в чём-то виноват и пошёл пешком назад, ведя в поводу коня, отойдя подальше, он вскочил в седло и ускакал. У матери обессиленно подогнулись ноги, и она села на землю, даже не заметив этого.

– Езус! Мария! – Прошептала она. – Почему? За что? Господи! За какие грехи? В чём мы провинились перед тобой?.. Айвар! Сыночек мой родненький! Кровинушка моя! – Вскрикнула она и заплакала. Мария обняла её за шею и попросила: – Мама, миленькая, держись! – И у неё самой тут же задрожали губы и полились слёзы…

– Что будем делать, мама? – Спросила Мария, когда они вернулись в дом, заглядывая матери в глаза.

– Тебе надо оставаться дома, доченька, – помедлив, ответила мать. – Хозяйство не на кого оставить, Робчик маленький ещё, да и сама ты… вон какая, – кивнула мать на её живот. – Вдруг в дороге что случится? Что я тогда с тобой делать-то буду? – Мария обессиленно опустилась на табуретку, закрыла лицо руками и, неожиданно всхлипнув, выкрикнула: – Господи! Ну что за проклятая жизнь! Даже брата сама похоронить не могу!.. Айвар! Айвар! – Слёзы текли по её лицу. Робчик подошёл к ней, покачиваясь, как утёнок, уцепился ручонками за подол, посмотрел в лицо маме, сморщился и громко заревел.

– Маша, возьми себя в руки! – Строго приказала мать. – Не пугай ребёнка! Слышишь? – Мария посадила малыша к себе на колени, судорожно прижала к себе, стала покрывать его лицо поцелуями.

– Бросили нас с тобой, сыночек мой миленький, – бормотала она, всхлипывая. – И как мы жить будем? Не знаю…

Было ещё совсем темно, когда мать встала и принялась собираться в дорогу. Она надела чёрное платье и чёрные чулки, которые берегла для траурных дел, долго расчёсывала и заплетала косу, потом начала собирать продукты в дорогу. Мария, ещё растрёпанная после ночи, в одной ночной рубашке и ветхих валенках, обутых на босу ногу, помогала ей. Они уложили в вещмешок кусок солёного сала, солёные огурцы, вареную картошку в мундире, сваренную вечером, пару караваев хлеба. Потом мать спрятала подальше завёрнутые в платок деньги, поцеловала спящего внука, подошла к иконе, перекрестилась, пошептала молитву, сняла с гвоздя пальто. Повязав чёрный платок, она взялась за вещмешок. Мария помогла приладить его удобно на спине и проводила мать до дверей. Они троекратно поцеловались.

– Береги себя, мама, – прошептала Мария и всхлипнула, не в силах сдержать слёзы. Они постояли, обнявшись, прижимаясь друг к другу мокрыми лицами, наконец оторвались, вытерли слёзы.

– Смотри тут, Маша, – строго сказала мать. – И не реви много, у тебя дитё под сердцем, не забывай!

– Мамочка, поклонись за меня перед Айваром, да?

– Поклонюсь, – скорбно ответила мать.

…Вернулась мать домой спустя десять дней, почерневшая от горя, с воспалёнными от частых слёз глазами.

…Второго сына Мария родила в 1 час дня 17 ноября 1946 года. Гнал ветер по стылой земле мелкий редкий снежок, припорошивший накануне землю, обрывал последние листья с деревьев, жалобно поскрипывали голые ветви.

Стывриниха принесла туго закрученного в пелёнки младенца, положила рядом с Марией, присела на табуретку, сложив на коленях свои старческие руки со вздутыми венами и тонкой сморщенной кожей. Она долго смотрела на Марию, щуря подслеповато глаза, глубокая жалость светилась в них.

– Как же ты будешь одна с двумя детьми, доченька? – Спросила она, пришепётывая беззубым ртом.

– Как-нибудь буду, бабушка, – устало вздохнув, ответила Мария. – Даст Бог, выращу… Люди кругом, не дадут пропасть… Помогут…

– Так-то оно так, да тяжело тебе будет, милая, – рассудительно сказала повитуха. – Времена, нынче, тяжёлые, голодные… Вон, как в городах люди мучаются…

– Не одной мне тяжело, всем тяжело… Да это же не на всегда, придут и другие времена, будем лучше жить, чем сейчас…

– А мужик-то твой… Он тебя насовсем бросил, али как? – Осторожно спросила старушка и, тут же, увидев, как сердито нахмурилась Мария, поспешно добавила: – Да ты не сердись, доченька, если что не так сказала… Прости старуху, я не со зла… Любопытно мне…

– Да я не сержусь, – улыбка тронула губы Марии. – Я и сама не знаю, бабушка, – призналась она. – Уезжал, говорил, что возьмёт к себе, а сам ничего не пишет, ни одного письма не прислал…

Младенец, лежавший спокойно, с закрытыми глазами, сделал попытку пошевелиться, сморщился и громко заплакал, кривя губы. Мария села на кровати, взяла его на руки, прижала к груди, стала тихонько раскачиваться, вглядываясь в его сморщенное личико с небольшим, выделяющимся краснотой, пятном.

– Бабушка, это пятно… оно останется? – Тревожно спросила она.

– Нет, со временем пройдёт, и следа не останется, не бойся! – Успокоила её Стывриниха. Ребёнок, вскоре, успокоился, засопел носиком-пуговкой…

Мария опять вспомнила Владислава, подумала, что, вот, у неё и второй ребёнок родился на свет божий, а его отец даже не знает об этом. Может, даже, и думать про них забыл… И так ей обидно стало, что слёзы навернулись на глаза. Старушка пригрелась в тепле, задремала, голова её медленно клонилась вниз, она потеряла равновесие, и от этого вздрогнула, проснулась, улыбнулась смущённо:

– Фу ты, чуть не заснула… охти… Старость – не радость… Хорошо тут у вас, хоть ты домой не ходи…

– А ты и не ходи, бабушка, оставайся у нас, места всем хватит, – предложила Мария.

– Да нет, пойду, надо же моих курочек покормить, хоть их только три штуки осталось, а всё ж таки, живность, какая-никакая, – кряхтя, встала Стывриниха, потом склонилась, еле слышно поцеловала в лоб Марию сухими бескровными губами: