Роман Рассветов - Их жизнь. В краю голубых озёр. Книги первая и вторая

– Не дождёшься, сволочь, не на того напал, – криво усмехнулся искажённым от боли лицом Язеп. – Всё равно ваша песенка спета, гады. Доберутся и до вас… Немца побили… А вы уцелеть рассчитываете? Опомнитесь, пока не поздно!

– Ишь ты, он и здесь агитирует! – Удивился бандит с длинным шрамом на левой щеке.

– Поставьте его на колени! – Скомандовал Медведь. В ту же секунду Язеп рухнул на колени от тяжёлого удара ребром ладони по шее. Раздался хохот.

– А ты говорил, что не дождусь, – заржал главарь. Язеп, собрав последние силы, встал на ноги.

– А мы, оказывается, гордые! – Ухмыльнулся Медведь и ударил Язепа здоровенным кулаком в лицо, тот упал спиной на дорогу, тут же повернулся на бок и вновь попытался встать. На него со всех сторон посыпались удары ногами, затем его грубо схватили за руки и поставили на ноги. Язеп вскрикнул от боли в раненной руке, открыл глаза, пытаясь прийти в себя. Всё плыло перед глазами, колени у него подгибались.

– Ты думаешь, это всё? – Почти ласково спросил Медведь. – Нет! Это не всё, краснопузая сволочь! Тащите его к болоту! – Приказал он. Почти волоком Язепа подтащили к болоту.

Ядовито-зелёная трава маскировала непроходимую трясину, чуть поодаль росли чахлые, искривлённые берёзки. Солнце скрылось за горизонтом. Прохладный ветерок ласково, будто материнская рука, коснулся щёк. «Всё, конец…» – Мелькнуло перед глазами встревоженное материнское лицо… «Береги себя, сынок,» – прошелестели её последние слова, которые она крикнула ему вслед, когда он уходил из дома в последний раз. «Прощай, мамочка!» – шевельнул он разбитыми губами, слизнул языком кровь.

– Сам полезешь, или помочь? – Приблизил к нему ухмыляющуюся рожу главарь. Язеп с ненавистью глянул в его глаза и харкнул запёкшейся кровью во рту в его самодовольную рожу. Медведь взревел от ярости, вскинул автомат, собираясь выпустить очередь в живот Язепа, заскрипел зубами… и опустил дуло вниз.

– Нет, так слишком легко умереть… Этого удовольствия я тебе не доставлю, – прохрипел он, вытираясь рукавом.

– Бросьте его в болото, да подальше, пусть побарахтается, – велел он своим головорезам.

Язепа раскачали и швырнули на сочную зелёную травку, которая тотчас же под весом его тела раздвинулась в стороны. Он почувствовал тёплую воду, промочившую одежду и коснувшуюся разбитого тела. Он, медленно и неумолимо, начал погружаться в трясину. Глубже становилось всё холоднее и холоднее. Бандиты замерли, ожидая, что он начнёт кричать, звать на помощь, и можно будет вдоволь посмеяться над его муками, страхом смерти. —

«Жить, жить! Хочу жить!» – Бесновался от ужаса кто-то, притаившийся внутри него. Одновременно в нём жила холодная, жестокая к самому себе мысль о том, что эта стая зверей на краю болота только и ждёт его крика о помощи, и тут же начнёт бесноваться от радости. Выбраться из трясины они всё-равно не дадут.

«Умри достойно, как умирают большевики!» – Стиснув зубы, приказал он самому себе. Ноги медленно оседали вниз, начали болезненно покалывать бесчисленные иголки жестокого холода, пальцы ног немели, теряя чувствительность.

Язеп запрокинул голову, продлевая последние секунды жизни, остановился глазами на розоватом от последних лучей солнца, скрывшегося за горизонтом, причудливой формы облаке. Перед ним промелькнули лица матери, отца, брата, погибшего в первые дни войны, Маши… Он почувствовал, как вода коснулась губ, закрыл глаза, стиснул изо всех сил веки, набрал носом воздуха полные лёгкие и… скрылся под водой, даже не открыв рта… Зелень медленно сомкнулась над ним, вздулись и тут же лопнули пузыри воздуха.

«Лесные братья» избегали смотреть в глаза друг другу и не могли сдвинуться с места.

– Да,.. экземпляр! – Удивлённо буркнул бандит со шрамом. Это неожиданно вывело из себя главаря, он коротко ударил того в ухо и рявкнул: – Заткнись, падаль, если бы тебя бросить туда же, ты верещал бы, как недорезанная свинья!.. Пошли отсюда! – Глянул он на остальных налившимися кровью глазами, чувствуя на лице засохшую корочку от плевка, которым наградил его Язеп.

Он, почти бегом, добрался до журчащего среди деревьев небольшого ручейка, долго плескал себе в лицо полные пригоршни воды. Остальные смотрели на него, переглядывались друг с другом, молча язвительно ухмылялись,

«Лихо тебе в морду харкнули!» – Думал, вздрагивая от обиды и ненависти, бандит со шрамом, чувствуя яростное желание всадить все пули из автомата в широкий зад Медведя.

Мария открыла глаза, глянула на часы с маятником, монотонно тикавшие на стене. Стрелки показывали пол-шестого. Она прислушалась. Мычала в хлеву Бурёнка, просившаяся на луг, барабанили в маленькое окошко дождевые капли, возилась у печи мама.

– Мама, дождь давно начался? – Спросила она.

– Нет, минут 10 назад. Ты полежи ещё, Маша.

– Надо вставать. Если дождь скоро кончится, то пойду к Паулиням, грядки полоть будет легче после дождя. – Она полежала ещё минут десять, чувствуя мучительное желание лечь на живот, зарыться лицом в подушку, спрятать под нею руки. И, тут же, её изнутри толкнули, как бы предупреждая: «Смотри, не вздумай баловаться!»

Мария улыбнулась этой мысли, встала с постели, заправила кровать, накинула сверху имевшее жалкий вид покрывало, натянула на себя платье и вышла во двор. Празднично голубело небо, вставало солнце, и только из небольшой серой тучки, непонятно откуда взявшейся и повисшей над головой, споро сыпались увесистые дождинки. В будке спокойно спал Тузик. Через отверстие виднелась его лохматая голова, лежавшая на передних лапах. Марии захотелось, как когда-то в детстве, выбежать под дождь, побегать, попрыгать, вымокнуть до нитки. Она глянула на выпиравший вперёд тяжёлый живот. «Поносишься теперь!» – Усмехнулась она, но, всё же, не выдержала, выскочила под дождь, запрокинула лицо, чувствуя, как довольно сильно, но, всё же, приятно, бьют по лицу крупные капли, как намокает и льнёт к телу, становится тяжелее платье.

– Ну, сумасшедшая! Совсем ошалела без мужика девка! – Вытаращила на неё глаза мама, когда она вскочила в хату в мокром, прилипшем к телу, платье, рассыпавшимися по плечам и висевшими сосульками мокрыми волосами.

– Ой, мама, как хорошо! – Радостно воскликнула она. – Дождь скоро кончится, пойду к Паулиням полоть.

– Как ты пойдёшь в мокром платье? Оно ж у тебя одно такое, в другие ты не влезешь теперь, – всплеснула руками мать.

– Да ничего, мама, пока дойду – обсохну, – засмеялась Мария.

– Вдвоём бы, конечно лучше, дочка, да боюсь я телёнка одного без присмотра оставить, и самим надо грядки полоть, иди лучше, одна, – решила мама.

Мария вытерла лицо льняным полотенцем, подсушила волосы им же и села к столу. Мать вытащила из печки молочную похлёбку с мучными клёцками, разлила в керамические миски. Позавтракали. Дочь порылась в тряпье, нашла безнадёжно затасканную, дырявую кофту. «С утра на плечи накину, – подумала она, – а потом под коленки буду подкладывать.»