Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том второй

– Езжай, Михайло Иванович, – разрешил царь, – у тебя жена, детки, а мы мужики холостые да вдовые. Окромя как у боярыни Вельяминовой, дай ей Бог здоровья, нам и поесть негде.

– И с нами отправляйся, Ермак Тимофеевич, – повернулся к нему государь, – на царицу московскую будущую посмотришь. Невеста сие моя. Если бы хан, собака, не полез на нас, то на Красную Горку мы бы повенчались. Теперь придется после Успения.

– Сие милость для меня, государь, великая, – отозвался атаман.

Она встречала их в крестовой палате, маленькая, вся в черном. Вдовий плат плотно прикрывал волосы. Тонкие пальцы унизывали перстни, изумрудные, алмазные, сапфировые. Казалось, руки ее сияли, источая свет.

Женщина земно поклонилась: «Спасибо, государь, что дом наш почтил посещением. Мы завсегда слуги твои верные».

– Ермак Тимофеевич, – обернулся царь, – сие боярыня Вельяминова, Марфа Федоровна, сестра Матвея Федоровича и невеста моя.

Тонкие губы улыбнулись, дрогнули темные ресницы над зелеными глазами. Боярыня тихо сказала: «И вам, Ермак Тимофеевич, спасибо, что не побрезговали нашим угощением».

В последний раз из ее рук он ел вкусные щи и хлеб. Теперь на столе, хоша и шел Великий Пост, от яств было не протолкнуться.

Она с ними не осталась, ушла, но привела дитя, в Чердыни сидевшее у него на коленях. Дитя выросло в красивую смуглую девочку с материнскими, зелеными глазами. Потрепав малышку по щеке, Иван Васильевич подарил ей нитку жемчуга.

Опосля молитвы государь потянулся: «Мы с Матвеем Федоровичем в Кремль поедем, дела у нас. Завтра его к дружине в гости жди. Ты дорогу по Москве найдешь?»

– Найду, ежели на Большом Камне не заплутал, – усмехнулся Ермак.

Матвей присвистнул: «У нас, атаман, опасней бывает, чем за Волгой».

– Ничего, – Ермак погладил рукоятку сабли. «Справимся».

Ворота за ними захлопнулись, он недолгое время посидел за столом. Услышав легкое дыхание из боковой светелки, атаман поднялся.

Закрыв дверь на засов, Ермак повернулся к ней.

– В следующий раз, ежели захочешь меня увидеть, – ядовито сказал он, – не надо для сего татар дожидаться.

Марфа стянула с головы вдовий плат, как тогда, в Чердыни. Шагнув к ней, атаман повалил лавку.

– Невеста, значит, царская, – грубо сказал он: «А мне наплевать!».

Повернув Марфу спиной, атаман разорвал шелковый черный опашень и кружевную рубашку. Зажмурившись от жемчужного сияния совсем рядом, он шепнул: «Хоша бы ты у ста царей в невестах была, все равно под венец я тебя поведу, Марфа Федоровна».

Бронзовые волосы рассыпались по бархатной скатерти, она выгнула стройную спину. Ермак сжал зубы: «Не проси меня тебя поберечь, Марфа, прошло то время. Сейчас ты у меня понесешь, поняла?»

– Не попрошу, – она взглянула на него из-за плеча зелеными, рысьими глазами. «Не попрошу, Ермак Тимофеевич».

Марфа успела улыбнуться, вцепившись ногтями в скатерть, комкая бархат, засовывая его в рот.

Приставив ладонь к глазам, он вгляделся в равнину. С вершины холма Ока казалась широкой, серебристой лентой. С юга тянуло жарким воздухом. Шуршала трава, в белесом, раскаленном небе парили птицы.

После ранней Пасхи началась небывало теплая весна. Месяц, как не шли дожди. Степь высохла, чиркни кресалом, и займется с одной искры.

Невысокий, легкий мужчина вытер потное лицо:

– Не зажгут они степь? – спросили сзади.

– Кабы они отступали, зажгли бы за собой, – хмуро ответил воевода, – а так им возвращаться придется, коням пастись надо.

– А ежели мы за ними погонимся? – раздался юношеский голос.

– Нам главное их сейчас через Оку не пустить, – резко сказал мужчина, – о погоне речи пока нет.

– Может, постоим и разойдемся? – предположил кто-то еще.

– Постоим, – воевода выматерился, – с их стороны сорок тысяч, как перебежчики доносят, а с нашей семь пока что. Посчитай, коли умеешь. На каждого нашего воина по шесть ихних приходится, и не только крымских, но и черкесов с ногайцами.

Он почесал короткие, золотистые волосы: «Поехали, посмотрим, что с засеками на Оке. От Ермака Тимофеевича гонца не было?»

– Нет пока, – ответили ему: «Только от царя. Государь к Серпухову подходит, с князем Воротынским и полками людей государевых».

Сжав тонкие губы, боярин хлестнул гнедого жеребца.

– Милая моя Марфуша! Пишу тебе быстро, ибо дел у нас не оберешься. Вроде с Божьей помощью разобрались мы с войском, кое у береговых воевод собралось.

Брат твой взял под начальство передовой отряд, что будет на Угре татар ожидать. Я с остальными силами стою на северном берегу Оки. Встретим хана, отбросим его туда, где ему место, а потом я вернусь на Москву за тобой.

Соскучился я, голубка моя. Ты, думаю, тоже кое-чего ждешь с нетерпением. Федосью поцелуй от меня. Берегите себя обе, ибо вы семья моя и другой мне Господь не предназначил.

Поднеся грамоту к свече, Марфа сожгла бумагу. Серый пепел медленно закружился по горнице.

– Заберу я тебя, когда вернусь, – пообещал Ермак. Они лежали у костра в холодном, весеннем лесу. Атаман погладил ее по спине: «Будь готова, много не складывай, впрочем, – он усмехнулся, – что я тебя учу, ты бегать умеешь».

Потершись щекой о его жесткую бороду, Марфа почувствовала сладкую тяжесть внутри. Атаман улыбнулся: «Потерпи, боярыня, когда с тобой муж говорит, дослушай до конца».

Он словно нехотя протянул руку вниз. Марфа закусила губу.

– Соображаешь еще кое-что, али нет? – Марфа заставила себя сказать: «Да».

Он пошевелил пальцами.

– Еще, – тихо попросила женщина.

– Потом, – пообещал он, но руки не убрал.

– Поедем на Волгу и повенчаемся. Все равно где, главное, чтобы не узнали нас. Потом пойдем на Большой Камень, а оттуда в Сибирь. Она большая, есть, где спрятаться. Золото у меня спрятано кое-где, – Ермак помолчал, – с тех времен, что петля по мне плакала.

– Не боишься? – она посмотрела на него.

– Ради тебя, – рука задвигалась, Марфа застонала, – я на плаху лягу хоша завтра, а ты говоришь, боишься. Никому я тебя не отдам, хоть бы он и царь был.

– А если найдут нас? – Марфа приподнялась.

– Лежи спокойно, – он рассмеялся: «Если сможешь».

– Не найдут, на то я и Ермак Тимофеевич. Ты по мне баба, хозяйственная, сильная, хоша и маленькая, аки птичка, – он крепко прижал ее к себе: «И рожаешь хорошо. Всю жизнь за мной проживешь, как за стеной каменной, Марфа».

Атаман рассмеялся: «Получается, что ты во второй раз от царя убежишь. Кабы был я Иван Васильевич, дак я бы понял, и не ходил за тобой более».

– От тебя тоже убежала, – Ермак заплетал ей косу.

– Когда нужен я тебе оказался, дак позвала, – он вдохнул травяной аромат ее волос: «Я и думаю, Марфа, не ты ли хана на Москву идти подговорила?»