Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том второй

– Огонь, – прохныкала девочка: «Везде». Марфа вытерла слезы дочери:

– Я здесь, – твердо повторила она, – все будет хорошо.

На улице повисла тишина. Вельяминова выглянула в окно. Ворота усадьбы распахнули настежь, дворня бежала, подхваченная потоком людей. С юга, от Кремля, шла по Воздвиженке стена огня.

Крыша усадьбы занялась. Марфа вдохнула запах дыма.

– Нет! – Федосья забилась у нее в руках, закатывая глаза. Женщина еле удержала дочь: «Огонь! Боюсь!». Ребенок обмяк, губы его посинели. Стена горницы загорелась. Положив дочь на лавку, Марфа прижалась ртом к ее рту.

– Живи! – властно сказала женщина, вдыхая воздух в горло Федосьи: «Живи, я сказала!».

Захрипев, закашлявшись, девочка задышала. Серый дым наполнил палаты, дверь упала с петель. Выпрямившись, крепко держа ребенка, Марфа взглянула в лицо стоящим на пороге.

Ревел огонь, пожирая бревенчатые стены. Золото и серебро с расплавленных окладов икон капало на пол. Исчезли в языках пламени темные глаза Богородицы.

Они спешились посреди разоренной пустыни, среди торчащих остовов печей. Встав на колени, Матвей зачерпнув ладонью пепел. Плечи Вельяминова затряслись. Он вспомнил, как долго и жарко горела подмосковная, так, что тела отца и мачехи стали потом только легким прахом, вившимся по земле.

– Вся идут во едино место: вся быша от персти и вся в персть возвращаются, – глухо сказал Ермак, глядя на багровый закат.

– Аминь, – Вельяминов поднялся, опираясь на руку атамана.

Холеная, унизанная перстнями рука взрезала серебряным ножом спелый гранат. Капли сока, будто кровь, окропили пальцы.

Тонкие губы разомкнулись. Женщина поманила к себе склонившегося на пороге человека.

– Сегодня? – она взглянула в окно на лазоревое небо. В ее саду росли только розы, алые, темно-красные, вишневые, цвета ветреного заката и нежного восхода.

– Да, Джумана-кадина, – человек склонился ниже. Встав на колени рядом с выложенным перламутром столиком, евнух зашептал ей на ухо.

– Нур-бану знает? – прервала его женщина.

Тот развел руками.

– В конце концов, – Джумана смотрела на секретаря глазами цвета морской воды, – пока ничего не произошло. Зря мы переполошились так рано.

Она надкусила гранат, сладкий сок потек по нежному подбородку, белоснежной шее.

– Гранаты в этом году хороши, – женщина набросила на золотистые волосы шелковую вуаль: «Я пройдусь. Последи, чтобы мне никто не мешал».

– Кадина, – евнух припал губами к расшитой жемчугом туфельке на плоской подошве.

Она обернулась, выходя в сад: «Найди кого-нибудь на всякий случай, пусть она будет наготове». Мужчина кивнул.

Нур-бану погладила изящной рукой спину черной кошки. Та потянувшись, выпустила когти. Женщина почесала шею любимицы. Кошка, заурчав, ткнулась теплым лбом в ладонь хозяйки.

– Видишь, все просто, – обернулась Нур-бану к секретарю. Евнух почтительно склонился за мраморной скамейкой. В карих глазах женщины играли озорные искры.

Фонтан еле слышно журчал. На террасу, увитую багровыми листьями винограда, падали лучи нежаркого солнца.

Нур-бану встряхнула светлыми, с едва заметной проседью волосами.

– Джумана успела выбрать нужный яд? – усмехнулась она: «Или решает, что ей использовать на этот раз?».

Евнух позволил себе улыбнуться краем губ.

Взяв веер, Нур-бану стала играть с кошкой. Та, лежа на спине, лениво отбивалась лапками.

– Пошли ей котят, – женщина поднялась. Она была высокой, тонкой, с прямой спиной:

– Пусть выберет и оставит себе. Котят все любят, – Нур-бану рассмеялась.

– Она еще не гездэ, – попытался возразить евнух. Женщина ухватила его острыми, длинными ногтями за мягкий подбородок.

– Девочка станет кадиной раньше, чем моя любимая кошка успеет мяукнуть, – сказала Нур-бану:

– А то и… – она отпустила евнуха. Тот потер красные следы от ее пальцев:

– Если хотя бы половина того, что ты мне говорил, правда, – добавила женщина, – одних котят нам будет мало.

Опираясь на локоть, она посмотрела на мирно сопящую дочь. Та свернулась среди шелковых простыней. Утренний свет наполнял отделанную мрамором комнату.

Разведя руки в стороны, женщина сладко зевнула. Встав с широкого ложа, она выглянула в сад. Листья граната лежали на песчаных дорожках, пахло морем и осенними цветами.

Низкая дверь опочивальни приоткрылась. На пороге застыл мужчина.

– Марджана-джарийе, его величество султан Селим, посылает вам перстень, – на ладони чернокожего евнуха лежало изумрудное кольцо.

Губы женщины улыбнулись, бронзовые брови поползли вверх. Она приняла подарок: «Я буду счастлива угодить его величеству».

Ее турецкий за два месяца, что она занималась, сидя с евнухами, упражняясь в чтении и письме, стал почти свободным. Теперь она учила арабский, так же прилежно.

Евнух ушел. Она стояла, крутя на пальце кольцо.

– Марджана-джарийе, подарок от Нур-бану-кадины, – раздался тихий голос. Пожилой евнух внес в комнату плетеную корзинку.

– Котятки! – захлопала в ладоши проснувшаяся дочь: «Матушка, мне котятки?».

– Тебе, милая, – поцеловала ее женщина: «Выбирай, какой тебе по душе».

– Матушка, – смуглая щека девочки прижалась к мягкой, полосатой шерсти. Котенок мяукнул: «Мы теперь всегда здесь будем жить?».

– Посмотрим, – спокойно ответила она.

Опустившись в теплый бассейн, женщина закрыла глаза. Руки служанки нанесли цветочную эссенцию на ее волосы, девушка разглаживала ее лицо, медленно, ласкающими движениями. Она положила нежные пальцы на мраморный бортик. Над ними склонилась третья, с крохотными ножницами.

Два месяца назад она стояла на возвышении в круглой комнате неподалеку отсюда. Сквозь раскрытые окна лился жаркий полуденный воздух. С галереи раздался голос: «Сколько тебе лет?».

Она тогда не умела говорить по-турецки. К ней приставили служанку, смешную маленькую польку. Ее собственный польский вернулся, хотя прошло много лет, с тех пор, как учил ее пан Зигмунт, батюшкин лекарь.

– Двадцать один, – она смотрела прямо, вздернув острый подбородок. Распущенные по обнаженной спине бронзовые волосы грело солнце.

– А дочери? – спросил тот же голос.

– Четыре, – она шепнула: «Подними голову». Девочка посмотрела вверх, раскосыми, словно луны, очами.

После долгого молчания она услышала тихие шаги. Высокий черноглазый мужчина остановился рядом.

– Учи язык, Марджана, – усмехнувшись, он ушел.

А сегодня ей прислали перстень.

Марджана оставила польку при себе. Девчонка была забавной, умной и знала все, что надо знать. Кася одела ее в полупрозрачную вуаль цвета изумрудов и надушила бронзовые волосы жасмином.