Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая

– Надо как-то пройти тысячу километров до Тегерана. Но, может быть, там есть поезда. Проберемся зайцами в вагон…, – подвинув фасоль, Лиза принесла чайник. Рынок закрывался в семь, Стивен скоро должен был вернуться. Утром, в суете чайханы, они не успели перекинуться даже парой слов.

– Третьего ноября севернее Киева добровольно сдался в плен командир роты немецкой пехотной дивизии лейтенант Карл П…, – сводка продолжалась:

– Пленный заявил:

– Мы не ожидали такого стремительного наступления русских. Настроение не только солдат, но и большинства офицеров, с которыми мне приходилось встречаться, чрезвычайно подавленное. Мы все видим, как приближается развязка…, – Лиза пожелала: «Скорей бы».

Калитка скрипнула, она, не думая, потянула к себе платок. Стивен остановился. В сумерках переливался огонь в очаге. Черные, вороные волосы, падали ей на плечи. Немного покраснев, Лиза опустила подол платья. Он успел увидеть стройные, белые колени. Сверху, с дерева, закаркал ворон, полковник усмехнулся:

– Папа говорил, что ворон, к счастью прилетает. Правильно я сделал, что летчиков послушал…, – Лиза сразу захлопотала с едой, Стивен улыбнулся:

– Я тебе принес кое-что…, – пломбир продавали по коммерческим ценам, однако Ворон решил:

– Черт с ним. Все равно, рубли нам скоро не понадобятся…, – боясь, что мороженое растает, он почти бежал домой.

Серо-голубые глаза блеснули радостью, она спохватилась:

– Но я не могу все съесть. Я должна тебе оставить…, – он, мягко, коснулся протезом длинных, таких знакомых пальцев: «Ешь и слушай меня». Стивен давно обещал себе, приехав в Лондон, поселиться с Лизой в Мэйфере:

– Сниму номер в «Лэнгхеме», или «Кларижде», отвезу ее в магазины, поужинаем в лучших ресторанах…, – полковник ожидал, что Лиза не захочет стать его женой:

– Я ей не муж. Она со мной из чувства долга живет. То есть даже не живет. Она встретит какого-молодого офицера, красивого, богатого. Джона, например, – кисло подумал Ворон о кузене:

– Он, в конце концов, герцог, а Питер пятый по богатству человек в стране. И лица у них, наверное, не напоминают картины Пикассо…, – Пикассо Стивен видел в Испании. Он даже не знал, живы ли кузены:

– Может быть, они женились оба. Но Лиза от меня, все равно, уйдет. Доживу жизнь вдовцом, с Густи. Кому я такой нужен…, – на алых губах таяло мороженое, она блаженно жмурила глаза.

Летчики оказались разговорчивыми. Часть базировалась на военном аэродроме в Яшлыке, в тридцати пяти километрах от Ашхабада на восток. До границы от поселка было рукой подать.

Стивен ловко управлялся с ложкой. Фасоль только отдаленно пахла мясом, но лепешки были горячими, и Лиза не пожалела перца:

– В Италии войска сейчас хорошо едят…, – Стивен скрыл вздох, – бедная Констанца, не надо было тогда ее к Муссолини отпускать…, – за обедом, он, быстро, рассказал Лизе о болтовне авиаторов.

В полку летали на истребителях Як-1, которые Стивен отлично знал, однако одноместные машины им не пригодились бы. Кроме Яков, на аэродроме стояли транспортные самолеты Як-6, рассчитанные на экипаж из двух человек. Лиза открыла рот, Стивен поднял протез:

– За штурвал сяду я. Машина известная, модификация дугласа…, – он перехватил взгляд, брошенный Лизой на черную кожу:

– Женщинам за штурвалом не место, – твердо заявил Ворон, – и у тебя нет боевого опыта.

Он отставил миску:

– Спорить больше не о чем. Я решил, так оно и будет…, – Лиза сказала себе:

– Он ас, опытный летчик, а ты девчонка. Но я водила транспортные машины, и в училище, и в Энгельсе…, – она только, робко, поинтересовалась: «Когда?».

– Завтра, – подмигнул ей Стивен, – они у заведующего не только мясо и фрукты брали, но и ящики с водкой в виллис таскали. У них застолье ожидается. На аэродром мы с тобой легко проберемся…, – Лиза, мысленно, подсчитала деньги. На попутку до Яшлыка хватало. Поселок стоял на красноводской ветке, но по ней пригородные поезда не ходили.

Она обсасывала деревянную палочку от мороженого:

– Стивен прав. Самолет простой в управлении, перелетим границу, и поминай, как звали…, – на небе высыпали яркие, южные звезды. От Лизы сладко пахло мороженым, она все не выпускала проклятую палочку. Стивен, резко, поднялся:

– Я спать иду. Завтра надо рано встать, собраться…, – нырнув в низкий, темный дверной проем, тяжело дыша, он прислонился к стене. Подождав, пока стихнет боль, сдержав ругательство, Ворон пошел в каморку.

Главная и единственная улица поселка упиралась в мощные, железные ворота, выкрашенные в зеленый цвет, с пятиконечными звездами. В двух будках охраны круглосуточно дежурили пограничники. Со склонов холмов, из соснового леса, даже без бинокля виднелась территория Ирана.

Проезд и проход в ущелье посторонним давно запретили. Горная, холодная река Фирюзинка текла в гранитных набережных. Среди зарослей самшита и тиса, выложенных мрамором дорожек и резных беседок, поднимались дачные особняки центрального комитета партии.

Обед накрыли на свежем воздухе, под звездами, рядом с бухарскими изразцами бассейна. В тихой воде, отражались звезды. Ветер едва колыхал шелк шатра. Беседку тоже окутывали тонкие занавеси. Внутри мерцала старомодная, керосиновая лампа. Вокруг огня вились мотыльки. Трепетали белые крылья ночных бабочек. Из медного кувшинчика пахло жаркими пряностями, хорошим, бразильским кофе. В фаянсовой, глазированной пиале возвышалась горка орехов и сушеных абрикосов. Сильные пальцы взяли миндаль:

– Яша рассказывал, что на сотню безобидных косточек попадается одна, ядовитая…, – Эйтингон разгрыз орех, – с синильной кислотой. Цианистый калий пахнет горьким миндалем…, – он подозревал, что руководство гитлеровской Германии сейчас навещает дантистов:

– Очень простая вещь, – Наум Исаакович закинул руки за голову, – капсула с ядом. Наши генералы, два года назад, предпочитали стреляться…, – несмотря на взятие Киева, пока не следовало забегать вперед. На третьем году войны все понимали, что нельзя недооценивать немцев:

– Тем более, если у них появятся боевые баллистические ракеты, или бомба…, – на столике резного самшита, рядом с шахматной доской, черного дерева и балтийского янтаря, лежала скромная, серая папка, и фотографии:

– Вернется Михаил, мы партию закончим…, – Эйтингон коснулся белой королевы. Они успели разыграть сицилианскую защиту, но Журавлева вызвали к аппарату ВЧ. Коллега поздравлял с праздником семью. Снизу, от особняка, доносился звук дутара, высокий, красивый голос певицы. В Ашхабад эвакуировали театры, товарищи из центрального комитета пригласили на обед артисток. Эйтингон усмехнулся:

– Михаил за обедом посматривал в их сторону, а еще семейный человек. Скорее всего, мне его долго ждать придется…, – у самого Эйтингона времени думать о таком не оставалось. Они с комиссаром госбезопасности Журавлевым приехали в Ашхабад по делу. Товарищ Сталин отправлялся на будущую конференцию из Баку, на самолете: