Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том второй

– Совершенно незачем. У нас свои медики… – каждую неделю из ворот лагеря выезжал грузовик с прикрытым брезентом кузовом. Отец Андре мягко попросил коменданта:

– Может быть, стоит обеспечить несчастным христианское погребение, господин Барбье… – семья коменданта происходила из Саара. Эсэсовец отлично говорил по-французски. Холодные глаза сузились:

– Они евреи, ваше преподобие, – усмехнулся Барбье, – скот, неполноценные люди. Не вмешивайтесь в дела администрации, занимайтесь проповедями… – Барбье не был католиком, и вообще не верил в Бога, но в церковь заходил. Пока что оба священника в проповедях ничего крамольного не говорили, но, по мнению коменданта, за проклятыми попами требовалось следить.

Народ в Мон-Сен-Мартене издавна славился тем, что смотрел в рот прелатам:

– Непьющие, работящие люди, – зло сказал Барбье, на совещании, – саркофаги святых от поцелуев блестят, а недели не проходит без диверсии или побега. Они все здесь себе на уме… – технические неполадки на шахтах случались мелкие, но неприятные.

Из лагеря бежать было невозможно, но проклятые евреи ухитрялись исчезнуть с «Луизы». Барбье приказал перестроить бывшие комнаты отдыха для шахтеров. Место бильярдов, душевых и радиоприемников заняли нары не оструганного дерева. По расчетам коменданта, было безопаснее оставлять заключенных на «Луизе», нежели водить их на обед через поселок. Барбье не доверял угрюмым, молчаливым шахтерам. Он с большим удовольствием сбросил бы весь Мон-Сен-Мартен, во главе со священниками, в одну из отработанных шахт, куда отправлялись трупы умерших заключенных.

Когда в поселок вернулся бывший наследник титула и производств, а ныне отец Виллем, Барбье насторожился. В распоряжении из Берлина, от оберштурмбанфюрера фон Рабе, предписывалось строго следить за священником. Впрочем, отец Виллем вел себя тихо. Он ездил на требы на телеге, занимался с детьми в приходской школе, и навестил развалины бывшего замка.

Барбье знал, что под разрушенными стенами сохранились подвалы, по слухам, средневековые, но пробраться вниз было невозможно. Остатки стен держались на честном слове. Любого, кто попытался бы спуститься в подвалы, могло завалить.

С холма, где раньше возвышался замок, был хорошо виден плац концентрационного лагеря, с виселицей. Солдаты из патруля донесли Барбье, что отец Виллем только побродил между камнями. Комендант решил, что Максимилиан проявляет осторожность. После взрыва в льежском гестапо, когда погибло пять работников, Барбье жалел, что не может арестовать весь поселок и выбить из шахтеров сведения о проклятом Монахе.

На мессах он смотрел в сторону высокого, широкоплечего, коротко стриженого священника. Золотисто-рыжие волосы поблескивали в огоньках свечей:

– Он бывший инженер, разбирается в технике. Подвизался в Конго, в джунглях. Внук святых… – Барбье откровенно заявлял, что Елизавета и Виллем Бельгийские обыкновенные сумасшедшие:

– Они отказались по доброй воле от естественного поведения человека… – коменданта раздражал бесконечный поток паломников, навещавший церковь. Он даже хотел закрыть поселок для посещения и устроить пропускные пункты, но начальник брюссельского гестапо заметил:

– Не стоит обострять отношения с католиками, Клаус.

Барбье смотрел на карту оккупированной Европы над рабочим столом:

– Куда ни плюнь, одни святыни. Мон-Сен-Мартен, Лизье, Лурд, Ченстохов в Польше, путь Святого Иакова… – Барбье подозревал, что среди паломников, под монашескими рясами, кроется немало евреев. Сантьяго-де-Компостела лежал на границе с нейтральной Португалией. Барбье мрачно думал:

– Жидов в Испании через границу переводят, здесь в Швейцарию отправляют… – отец Виллем, конечно, не мог быть Монахом. Последние годы священник провел в Риме. Барбье решил:

– Будем за ним следить. Он здесь вырос, он все знает. Или Монах его приятель… – гестаповцы несколько раз прочесывали окрестные горы, за осень произошла пара стычек, но в лесах оставались одни трупы, а они, как известно, сказать ничего не могли.

Барбье хотел затребовать в бывшем рудничном управлении карту старых шахт. Инженеры хмыкнули:

– Господин Барбье, плана никогда не существовало. Мы указали на несколько отработанных предприятий, а больше мы ничего не знаем… – инженеры здесь были такими же упрямыми, как и шахтеры. Барбье велел обыскать приют и проверить документы детей. Ничего подозрительного они не нашли. Малыши были сиротами, воспитанниками католических учебных заведений. Они бойко читали молитвы на латыни, перебирая розарий.

Барбье, улыбаясь, спросил: «А кто ваш любимый святой?». Дети, наперебой, закричали: «Елизавета и Виллем, господин комендант». Высокий, крепкий, голубоглазый мальчишка, один из близнецов Мерсье, независимо заметил:

– Святой Франциск Ассизский, господин комендант. Когда я вырасту, я стану священником… – за дальней партой укрылась совсем маленькая девчонка в вязаной шапке:

– Дочка экономки, лишайная, – вспомнил комендант, – я их бумаги регистрировал. Она везде с псом бродит… – пес местной породы не отходил от девочки. Барбье считал, что лучше овчарок и доберманов ничего нет. Комендант не доверял даже бельгийским овчаркам. Свору для лагеря привезли из Дахау в особом вагоне. Шавка, комок черного меха, свернулась клубком у ног девчонки. Пес носил хороший кожаный ошейник:

– Маргарита, верно… – Барбье заметил длинные, черные ресницы девчонки, – три года ей. В справке написано, что она заразная… – ему не понравился нос малышки, с заметной горбинкой. Глаза у нее были большие, голубые. На белых щеках виднелись летние веснушки:

– Святая Тереза из Лизье… – пискнула девчонка, – но я стану принцессой, когда вырасту… – Барбье ее не касался, но все равно прошел в ванную, вымыть руки. В чистой комнате лежало простое мыло и холщовые полотенца. Мадам Дельпи, одобрительно подумал комендант, свое дело знала.

Если бы экономка не была такой бледной и скромной, она даже могла бы сойти за хорошенькую женщину. По бумагам мадам оказалась вдовой, уроженкой Вервье, городка рядом с Льежем. Экономка предъявила справку о том, что ее муж погиб при Дюнкерке. Близнецы Мерсье оказались детьми ее соседки, недавно умершей от чахотки.

Барбье смотрел на католический стальной крестик, на темное платье женщины:

– Едва за двадцать, а одевается будто монахиня. Хотя я слышал, что священники живут с экономками… – мадам Дельпи вела хозяйство прелатов. Отцу Андре шел седьмой десяток, однако новый священник, по мнению Барбье, вполне мог соблазниться почти отсутствующими прелестями экономки. Женщина шмыгала по поселку, как мышка. Раз в неделю она ездила в Льеж, за провизией.