Лидия Обухова - Набатное утро

Встретил нежданно Грикша у Неревского конца Егана Кинота, мунстерского купчину, старого знакомого. Тот велел кланяться, передавал особый поклон от жены своей госпожи Кристины. Будто серьги с зернью витебского мастера носит она по сей день на удивление и зависть прочим дамам.

— Хитрит немец, — усмехнулся Олекса. — Про серьги госпожи Кристины сказал, чтоб про другое смолчать. Любо знать, что у него задумано? И не повредит ли в чем нам немцево хитроумство?

В каморе быстро темнело. Просмотр записей за купленный и проданный товар Олекса отложил до утра. Грикша, степенно поклонившись, ушел к своей Олёнице в собственный дом, срубленный ему недавно на отцовской усадьбе.

...Город пробудился. Резко звучало било на торговой площади. Едва одевшись, Олексины чада и домочадцы выбежали на сумеречную улицу.

Синий небесный свет, который ночами затопляет землю, словно большую чашу, медленно поднимался вверх. Начинало развидневаться. Ото всех дворов и усадеб — по ветхим мосткам, открывая плетеные калитки, и по тщательно выложенным подъездам, распахнув ворота на пяточных шипах, — спешили витьбичи. Тревожное било призывало всех.

Олекса Петрилович огляделся: не видать ли зарева? Не занялся ли где пожар? Но город был темен и только жужжал, как вспугнутый улей. С неудовольствием он приметил, что и женщины затесались в толпу: Олёница, пользуясь теснотой, висела на рукаве у Грикши; жена держалась за локоть Онфима. Перед хозяйкой ретиво расталкивали проходящих Лихач-кожемяка и Матвейца-скотник. Ретешка с Полюдом замыкали шествие.

«Кто же остался в дому? — подумал Олекса Петрилович. — Чай, одна девка-холопка?» Но не время было проявлять хозяйский гнев. Кто знает, какое известие предстоит услышать? Вдруг пришел конец тихому житью, накоплению в сундуках добра, хитроумным торговым сделкам — и все собранное развеется прахом, улетит серым дымом?.. Не стоят ли поганые под стенами? Куда уж Витебску оборониться! Град мирный, купеческий; дружина невелика, да и та больше для чести князю Брячиславу.

Олекса Петрилович ставил усадьбу по своему достатку вблизи от верхнего города; идти до Торговой площади ему было недалеко. Другие еще только текли по узким проулкам, а он уже дотолкался до самой середины. Соседи и старшие дружинники, все, как и он сам, люди солидные, седобородые, широкие в поясах, сейчас с кафтанами внакидку, с шапками, нахлобученными кое-как, лишь кивали ему торопливо и снова тянулись взглядами к кучке людей, одетых по-походному...

— Э, да ведь рядом с князем стоит Яков-полочанин, ловчий Александра Ярославича... Случилось что-то уже после отъезда Грикши. Весть военная, потому вестником послан воин. И — спешная. Старого Брячислава подняли с одра, даже света не дождав... — Цепким умом сводя воедино обрывки чужих речей с собственным знанием, Олекса Петрилович пробирался поближе к своему знакомцу. Яков-полочанин возвышался надо всеми: телом был велик и крепок, а чертами мужествен. В Новгороде они встречались как земляки: Брячислав еще недавно звался полоцким князем, хотя сидел уже в Витебске. Купец дарил княжьего приближенного то одной безделицей, то другой; так, на всякий случай. Ясно ведь, что, женив сына на Брячиславне, великий князь Ярослав через то намеревался притянуть Витебск с Полоцком поближе к Владимиро-Суздальской земле, средоточию русскому. Лестно. Боязно. Того гляди кошель заставят развязать. Э, да что тут гадать! Времена стоят грозовые, за воротами все равно не отсидишься. А раз положил ты, Олекса, держаться князя Александра, не трусь, не отступай.

Кивками и осторожным маханьем руки он успел привлечь внимание новгородского посланца; тот велел знаком подойти ему поближе.

— Ай беда какая? — не в силах побороть тревожного нетерпенья, напрямик спросил Олекса.

— На бедах нынче спим, бедами прикрываемся, — уклончиво пошутил Яков. — Однако бог милостив. Не одну беду мечами отводили. Слыхал про свеев? Ярл Биргер, зять короля Эрика, задумал чести себе добыть, отбить у нас емь, что сама пришла под нашу руку для защиты от рыторей. Да то лишь начало! Замах у ярла на Нево и Ладогу, смекаешь, честной купец? На запор Русь посадить хочет.

— От того оборони! — побледнев, воскликнул Олекса. — Не томи, брат Яков, зачем приехал?

— За людьми, за деньгами, — жестко ответил ловчий, смотря ему прямо в лицо. — У Александра Ярославича на Витебск особая надежда. Велел поговорить келейно с кем следует до вече, да недосуг мне было к тебе на усадьбу бечь. Ижоряне, что живут между Вотьской и Лопской пятинами, три дня назад подали весть: море шумно от кораблей. Свеи плывут. Князь решил — ближе всех подмогу можно получить от тестя. За четыре дня витьбичи должны дойти с оружием и припасами. На волоках подставные кони припасены, а на воде все лодьи побережные возьмем под витебцев. Переправим, назад отгонят корабельщики. Урону никому не сделаем. Время дороже живота! Свеи нас не ожидают; пока к берегу пристанут, пока путь осмотрят среди лесных дебрей — ан мы и ударим. Но то бой не последний. Надобно войско большое готовить, ратным доспехом запасаться, в твои кожи ратников обувать. Смекаешь, Олекса Петрилович?

— Вестимо, — отозвался со вздохом купец. — Назвавшись груздем, мимо кузова не пройду. Малая трата лучше большого разора, как не понять!

Мгла поредела. Площадь заполнилась подобно дождевой кади в проливень — до краев. На помост взошел, поднятый руками слуг, князь Брячислав. На нем был суконный охабень с отворотами и плащ корзно с синим подбоем, пристегнутый на правом плече красной княжеской запоною с золотыми отводами.

— Витебские местичи, — сказал он маловнятным голосом. Однако говор тотчас смолк, подобно откатившейся волне, и все его услышали. — Промыслом божьим град наш до сего дня упасен был от поганых, мирное житье не прервано. Ныне зять наш Александр со всем Новгородом зовет воевать свеев. Что ответим, дабы не укорили нас потом, что родич остался без помощи и земля его опустошена нашим нерадением?

Толпа жадно ловила каждое слово, ждала продолжения княжеской речи. Но Брячислав как начал, так и кончил; махнул слугам, те сняли его с помоста. Витьбичи еще тянули шеи, а над толпой уже возник Яков-полочанин. Теперь на нем был ратный камзол из желтой кожи с нашитыми роговыми пластинами и светлокованый шлем. По небу клубились красные тучи. Свет ранней зари отражался на дюжей фигуре посланца, взблескивая бляхами на ножнах его меча и на шлеме.

— Поклон вам, город Витебск, от Господина Великого Новгорода! — зычно произнес он. — Свеи плывут по Неве. Все мы готовы сложить головы за Святую Софию. Мертвые сраму не имут. Но кто тогда оборонит Русь? Неужто как беззащитную вдовицу покинем ее и откроем ворогам с четырех сторон? Разве мало тучи, что, идя от Орды, кровью отцов и братьев наших, аки водой, землю напоила? Мать городов русских, Киев собою накрыла? Значит, пусть ныне и свей труд наш наследуют, а земля иноплеменникам в достояние будет?!