Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

— Что сие? — взглянула Марфа на лежащую перед ней бумагу.

— Сим вы, Марфа Федоровна, от всех вотчин своих отказываетесь, и даете их в приданое Лизавете Петровне, — объяснил Годунов. «Как вы теперь инокиня смиренная, и ваш сын тако же — они вам и не понадобятся.

А за старшего вашего, Федора Петровича тако же не волнуйтесь — как на Москву вернемся, он сразу на плаху ляжет. Ну, расписывайтесь, Марфа Федоровна, расписывайтесь, — поторопил ее Годунов, — я бы и сговор завтра уже устроил, до пострижения вашего.

Марфа окунула перо в чернильницу, и вдруг, вскинув прозрачные глаза, спросила: «Что, и венчаться тут, у трупа будете?».

Годунов, было, занес руку, но, подумав, опустил ее.

— Вы на меня не замахивайтесь, Борис Федорович, — женщина поднялась, — мой род стране этой честно служит со времен древних. А вы, — она презрительно усмехнулась, временщик — сегодня есть вы, а завтра — кто другой на месте вашем.

— На Москве повенчаемся, — хмуро сказал Шуйский. «Невместно это, как могила наследника престола еще свежая».

Марфа, молча, размашисто подписалась, и, посыпав чернила песком, вышла из палат, захлопнув за собой дверь.

— Это хорошо, что нас не обыскивали, — Виллем достал кинжал и взвесил его на руке. «Я смотрю, кандалы тут ржавые, если дернуть, как следует, то поддадутся».

— Да к нам и не придет никто, — горько сказал Матвей, разглядывая каменные своды. «Вона — нужное ведро кинули, хлеба черствого со жбаном воды — тако же, что еще надобно? Они там наверху сейчас все бегают, не до нас им».

— А мы, — Виллем стиснул зубы, и, рванув цепь, потряс перед лицом Матвея ее обрывками, — сделаем так, что придут. Ты, Матиас, я смотрю, первый раз в тюрьме? — усмехнулся адмирал.

— Первый, — нехотя ответил Матвей. «В Копенгагене, во время оно, я вовремя уполз, хоть и весь бок у меня был шпагой распахан, спасибо брату моему»

— Хороша семья у вас, — заметил адмирал и мимолетно улыбнулся: «А я — он посчитал на пальцах, — пятый. И если уж я от герцога Альбы убежал, то от ваших, — он внезапно выругался по-русски, — солдат — тем более.

— Запомнил, смотрю, — глянул на адмирала Вельяминов.

— По сотне раз на день это слышать — дурак не запомнит, — хмуро ответил Виллем. «Теперь давай руки и слушай меня внимательно».

Марфа вошла в палаты и, заперев дверь, спросила у Лизы, что сидела над вышиванием:

«Спят младшие?».

— Петенька да, — вздохнула девушка, — а девчонкам я велела прибраться, в горнице они у себя.

Вельяминова села напротив дочери и сказала, глядя в синие, большие глаза: «Я тебя только что в жены князю Шуйскому отдала, сговор завтра с утра, и сразу после этого на Москву тебя повезут, сундук свой сейчас складывать будешь».

— Матушка, — пробормотала Лизавета, и, — Марфа ахнула, — сползла вниз, на ковер, встав на колени. «Матушка, я прошу вас, милая, не надо, я зарежусь лучше…»

— Да тебе и нечем, — хмыкнула Марфа, и, не глядя на беззвучно рыдающую девушку, прошла к поставцу.

— Вот, — повернулась женщина. «К поясу привесишь, под сарафан, туда полезть не посмеют, ты ж не девка черная, а дочь моя и невеста Шуйского князя».

Лиза посмотрела на золотую, с изумрудным глазом фигурку рыси, что украшала ножны, и едва слышно сказала: «То ж ваш кинжал».

— Теперь он твой, — коротко ответила мать. «Вставай и слушай, что я говорю, иначе сын мой дни свои на помосте у Троицкой церкви закончит, и ты его более не увидишь».

Лиза сидела, сложив руки на коленях, и, только когда мать закончила, робко спросила: «А ежели не получится?».

— Хочешь жить, и Федора женой стать, — щека Марфы чуть дернулась, — сделаешь, так, чтобы получилось. Далее — повенчаться вам с Федей надо обязательно, хоша мне эти вотчины и ни к чему уже, я сюда возвращаться не собираюсь, — Вельяминова нехорошо, хищно улыбнулась, — однако ж не для того я их от царя получала, чтобы Шуйский, али еще кто ими владел. Годунов, может, конечно, их в казну забрать, однако Годунов тоже — не вечен.

— Да и не только из-за вотчин, — женщина тряхнула красивой головой, — Федор, сама знаешь, не таков мужик, чтобы без венцов брачных с бабой жить. Хоша как — но чтобы опись о венчании была у вас.

— Потом — там Федор знает, что где брать, заберете — и бегите отсюда, подальше. Языки вы знаете, не пропадете. И вот еще что, — Марфа порылась в ларце и достала холщовый мешочек, — настой я тебе сварю сейчас и с собой дам, а потом уже сама. Ну, ты мне с травами помогала, знаешь.

— Да зачем, матушка? — нежно улыбнулась Лиза, и Марфа на мгновение вспомнила, как покойная мать собирала ее в Чердынь.

— Затем, что осядете на одном месте, там и рожать будешь, — тихо ответила Марфа, а про себя добавила: «И затем, что Шуйскому доверять нельзя».

Параша просунула голову в дверь и спросила: «Звали, матушка? Марья тако же тут».

Марфа отложила перо и сказала: «Заходите».

Она обвела глазами двойняшек, и вдруг, глядя на Прасковью, увидела перед собой ее отца — девочка стояла, гордо откинув голову, темные, волнистые волосы падали ей на плечи, и женщина подумала: «Господи, а глаза-то у нее Машины — ровно ночь самая черная, и звезды в ней мерцают».

— Так, — сухо начала Марфа. «Я там краем уха слышала, что землянка у вас на острове есть?».

— А что, — было, начала Марья, но мать устало прервала ее: «Ничего. Лизавета завтра опосля обедни на Москву едет, — она подняла руку, увидев открытый рот младшей дочери, и жестко сказала: «Говорю тут я, а все остальные — слушают».

— Ну хоть мгновение помолчи-то, — прошептала Параша, дергая сестру за рукав сарафана.

— А вы, как проводите ее, возьмете Петеньку и с ним на остров отправитесь, — приказала Марфа. «Стрельцы, что у ворот кремлевских стоят, в это время меняются как раз, проскользнете. Только осторожно. Лодку не отвязывайте, там недалеко, доплывете. Сидите там, костра не зажигайте, и меня ждите.

— Кинжал, — потребовала Марья, протянув руку.

— Завтра отдам, — Марфа указала на запечатанные грамоты, что лежали на столе. «Это на случай, ежели я не появлюсь…

— Матушка, — внезапно, горько, сказала Параша.

— На все воля Божия, — Вельяминова чуть вздохнула. «Одна грамота — она подняла письмо с печатью «Клюге и Кроу», — в первой же конторе Ганзейского союза, что по дороге у вас будет, покажете — там о вас позаботятся.

— Вторая, — она помедлила, — там написано, куда ее в Лондоне отнести. Там тоже все знают.

Золота я вам с собой дам, не пропадете, — она помолчала и, встав, обняла девочек — обеих.

— А как мы до Лондона-то доберемся? — внезапно спросила Марья.

— Ногами, — ответила ей сестра, и зло, непохоже на себя, добавила: «И не вернемся сюда более, никогда в жизни».

— Так, — Марфа подумала, — ты, Марья, иди, вещи сбирай, и чтобы в один мешок заплечный все уместилось. А ты, Прасковья, спускайся вниз, да пошарь там, где холопы одежду оставляют — принеси мне армяк поплоше, да шаровары.