Владимир Корнев - Датский король

— Ну, что я говорил, господа хорошие! Теперь сами видите — чудо и есть! — прошептал старик и широко осенил себя крестным знамением. Присутствовавшие ощутили то же самое: солнечный свет преобразился в незримое, неизреченное сияние, озарившее жаждущие откровения, животворного тепла души. Теперь все вокруг уже крестились, и даже у мужчин на глазах показались очищающие слезы. «Удивительная все-таки была женщина, вне сомнения, чистое сердце! — убеждался Асанов, приходя в себя после увиденного. — И это несомненно доброе предзнаменование, как благословение в обратный путь».

Паломники же, тоже придя в себя, заметили, в свою очередь, двух военных — явно «оттуда», с полей, о которых регулярно сообщают скупые газетные сводки. Немногочисленные сугубо штатские мужчины недовольно, а может, и виновато потупили взоры, женщины смотрели с грустью — наверное, вспомнились родные, которые тоже сейчас были «там» и терпели лишения. Какая-то дама в крестоносном капоре сестры милосердия, призывая сограждан к сознательности, точно скомандовала:

— Да расступитесь же! Разве не видите, господа офицеры с фронта? Дайте же дорогу, сограждане!

Она и за ней остальные решили, видимо, что полковник с унтером тоже привезли цветы к могиле всеобщей петербургской любимицы.

— Да уж будто мы совсем ничего и не понимаем! Что ж мы, не русские, что ли? Тоже понимаем, кому теперь всего тяжелее: храни вас Господь, ратники Христовы! — сочувствующе, с некоторым даже надрывом, защебетала богомолка, недавно еще тихо молившаяся в стороне, и широко перекрестила молчавших военных. Старик-сторож, зная свое дело, важно двинулся с корзиной вперед, Асанов же с ординарцем, не видя смысла объяснять кому-либо, что никакого отношения к цветам не имеют, только поспешили за ним. Вокруг могилы было так много букетов, цветочных корзин и венков, что даже разобрать надпись на постаменте не представлялось никакой возможности.

Егор, у которого всегда было что на уме, то и на языке, вполне естественно выдал откровение в духе «окопной» правды:

— Эх, мать честная, и сколь же за все это уплочено! Братцам бы нашим, Царствие им Небесное, хотя б одну вот такую охапку… А и зачем, спрашивается? Этак подумаешь, что живыми-то цветами мертвую воскресить можно! Коли б оно так и было, а то ить… Какие деньжищи за одно украшение — эхма!

Командир одернул за рукав раздосадованного ординарца, но оказалось уже поздно: за правым плечом у него густой, низкий голос, природную мощь которого невозможно было убавить, произнес:

— В «Креди-Лионе» лежат 150 тысяч 256 рублей золотом, а проценты обращаются в это вот самое «украшение», как вы только что заметили. Такова, знать, воля Божия, дети мои!

Тотчас обернувшись, Асанов увидел полного священника средних лет, с проницательным взглядом и уже совершенно седой, по грудь, бородой: седина серебрилась под стать наперсному кресту и затейливо вышитой епитрахили, одновременно контрастируя с длинным черным подрясником. Словом, весь вид его вызывал доверительное почтение, к тому же поразило столь точное — до рубля! — знание суммы вклада, будто батюшка сегодня справился об этом в банковской конторе. Полковник покорно склонился под благословение, за ним и унтер. Офицер хотел представиться по всей форме:

— Ударного пехотного N-ского полка командир… — Но почувствовал, что это не совсем уместно, и изменил тон: — раб Божий Владимир. Нам, ваше преподобие, как раз очень нужен священник! Панихиду бы отслужить по боевым товарищам, в двух шагах отсюда. Я давно уж собирался, да вот только сейчас выпала возможность, а завтра опять в полк…

Батюшка сокрушенно заизвинялся:

— Ну право же. сейчас никакой возможности нет — треба за требой, с ног уж сбился, любезные мои! Только что нескольких отпели, да теперь вот венчание идет — отец настоятель чин отправляет, но я уж обещал в конце помочь — жених с невестой еще и молебствие заказали. Никак не могу, вы уж простите грешного иерея Антипу!

Егор проворчал что-то под нос, Асанов сам едва подавил чувство досады.

— Ну вы уж отслужите потом, когда будет время, отец Антипа, я ведь обет дал помянуть по всем правилам. Вот вам деньги — я бы очень хотел исполнить долг памяти. Долг офицера, поймите. И на храм вот тоже примите…

— Бог благословит вашу жертву! Все понимаю — святое дело, — закивал священник. — Непременно отслужу, только укажите где.

Расторопный Егор отвел батюшку к символическому захоронению, а у Владимира Аскольдовича душа нуждалась хоть в каком-то утешении, облегчении: он стал безотчетно раздавать милостыню, тем более что нищие и калеки, безошибочно угадывающие подобные душевные порывы прохожих господ, уже отовсюду тя нули руки к щедрому «их благородию». Полковник сам не заметил, как раздал практически все, что у него было при себе. Тут опять послышался бас отца Антипы, уже направившегося было к церкви, но внезапно окликнувшего одного из «убогих»:

— А, ну-ка, сын мой, подойди-ка сюда! Сейчас тебе говорю — подойди! Ты что ж это, Христа ради просишь, а сам Господа обмануть вздумал?!

Тот остолбенел, открыв от удивления рот, в котором поблескивали золотые коронки.

— У тебя ж. раб Божий, в суме четвертная лежит, да не одна, я-то знаю! У других и того нет, а не просят. И не стыдно тебе честных людей в соблазн вводить? Не стыдно защитников своих обирать? Сам-то, небось, белый билет себе справил, чтобы от воинского долга отлынивать, а? Ну, пошел прочь, лукавец!

Жалкий попрошайка, отмахиваясь, со всех ног бросился прочь, как черт от ладана, и, словно настоящая нечисть, растаял среди крестов. Отец Антипа строго взглянул и на офицера:

— А вы тоже хороши, господин полковник, раб Божий Владимир, себе и вовсе ничего не оставили? И в милостыни меру нужно знать!

Асанов окончательно убедился, что перед ним не просто священник, кладбищенского прихода, а прозорливый пастырь, к которому можно обратиться не только для отправления требы, но и за мудрым советом.

Отец Антипа на самом деле был опытный духовник и жизнь вел, можно сказать, подвижническую.

— Ваше преподобие! — снова заговорил Асанов, обеспокоенный тем, что батюшка сейчас уйдет, так и не услышав главного. — У нас ведь к вам есть дело особой важности, вопрос духовного свойства. Мы хотели обратиться прямо в консисторию, но теперь, я думаю, что и ваше слово, ваше мнение на этот счет поможет нам преодолеть сомненья, я бы сказал, просветит нас…

— Что же это за дело неотложное и многознаменательное, любезные мои? — с доброй иронией вопросил иерей, увлекая военных за собой с намерением попутно узнать, что могло так их озаботить.

— Видите ли, отец Антипа, я повторюсь, вопрос очень деликатный… В нашей части имело место, как мне кажется, настоящее чудо, иначе не скажешь. Понимаете, мы готовы свидетельствовать перед Крестом и Евангелием, что событие, произошедшее на позициях вверенного моему командованию полка, можно рассматривать только в свете религиозном, промыслительном, так сказать, в противном случае оно просто необъяснимо! Мы даже решили сначала, что это было явление нового чудотворца и хотели хлопотать о его причислении к лику святых, теперь, правда, обстоятельства несколько изменились и…