Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

— Земля промерзла всего на четыре пальца, — сказал он, — а там дальше она мягкая. А кроме того, господин распорядитель работ сообщил, что в Самарканде определили сроки начала и завершения строительства и просили господина зодчего поторопиться. Не нам сдаваться перед морозом, лучше сделаем все, что решил; господин зодчий. Глаз — пуглив, рука — отважна!

В Бухаре Зульфикар и Заврак получили звание самостоятельных мастеров — «уста». Теперь они имели право заводить собственное дело. Звание это они получили с согласия и одобрения зодчего, уста Нусрата и Исмаила Исфагани. Но ни Заврак, ни Зульфикар не собирались покидать своего учителя и решили остаться его учениками.

После прибытия в Бухару Заврак стал прибавлять к имени зодчего титул «хазрат», что означало «светлость». Будь это в его власти, он дал бы своему учителю еще более высокий титул. Своим друзьям он доверительно сообщил, что титул «ваша светлость» никак не пристал царевичам или Ходже Мухаммаду Порсо, а подходит только их зодчему — достойнейшему из людей…

Итак, зодчий продолжал совещаться с мастерами, давал пояснения, разложив чертежи на низком столике.

Утром следующего дня начали копать землю под фундамент. Все делалось по чертежам Наджмеддина Бухари. Более трехсот рабочих — все крепкие, здоровые молодые люди — копали землю. Ими руководили мастера. Земляные работы разделили на одиннадцать участков, и одиннадцать мастеров работали со своими людьми. Зодчий и распорядитель работ стояли на досках, брошенных на землю, там, где рыли фундамент под фасад ворот и боковых башен. Рядом раскалывали глыбы, доставляемые на арбах, а чуть подальше осторожно, чтобы не побить, сгружали с арб плоские квадратные кирпичи и аккуратно укладывали их на ровной площадке. У всех, кроме зодчего и распорядителя работ, были заняты руки. Люди уже знали о том, что зодчий не терпит бездельников, трудились не щадя сил. И делали они это не потому, что боялись потерять работу, а потому, что уважали этого взыскательного, умевшего привлекать к себе люден старика. Наемные рабочие, прибывавшие отовсюду, с уважением внимали каждому слову прославленного мастера и, наслышавшись о его таланте, учености и доброте, величали его не иначе как «вашей светлостью Наджмеддином Бухари». Вечером, простившись с Исмаилом Исфагани, уста Нусратом и Зульфикаром, зодчий, в сопровождении Заврака, отправился домой. Всю дорогу думал он о словах мастера, предложившего отложить начало работ до весны. Заврак, уже давно знавший о том, что зодчий бывает молчалив и немногословен после трудового дня, не удивлялся тому, что устад по дороге не проронил ни слова. Так бывало всегда. А на самом деле сейчас зодчий в душе горячо спорил сам с собой. «Не лучше ли и впрямь отложить до весны? Может, и лучше. Для вас лучше! Но для меня нет. Для меня приходит весна, когда я работаю, и эту весну я сам создаю себе. А та весна, что еще будет, пусть она ждет меня».

По всей Бухаре началось строительство, но самым большим и величественным зданием должно было стать медресе Улугбека. По просьбе зодчего в работе приняли участие и Хасанбек с Хусанбеком и мастер Абуталиб. Рядом с зодчим неизменно находились Зульфикар, Зав-рак и Исмаил Исфагани.

Объяснив, чем новое медресе будет отличаться от всех прочих построенных им зданий, зодчий попросил Абуталиба и его сына начать обжиг майоликовых плит.

Были вызваны из Ка сана уста Абид и уста Худай-берган, строившие вместе с зодчим водоем в степи. Узнав о строительстве медресе Улугбека, из Карши прибыл и плотник Абдулазиз Намангани. А мастера из Ташкента Кудрат, Исмат и Хикмат, которых пригласили Бадия и Зульфикар, тоже работали вместе со всеми. В десяти хумданах на окраине города обжигались кирпичи. Из Уба и Карнаба везли песок и камни. Лучших каменотесов, резчиков и мастеров по ганчу привлек Исмаил Исфагани к работе на строительстве медресе. Здесь и платили больше, чем на других стройках, А наемные рабочие — мардикеры асе шли и шли отовсюду.

Когда фундамент был заложен и началась кладка кирпичей, из Герата приехал Гаввас Мухаммад. Услыхав о грандиозном строительстве, он не мог усидеть в родном городе и снова, набив свой неизменный мешочек золотом, отправился в Бухару. Всю дорогу перед его взором стоял гордый образ зодчего Наджмеддина. «Неужто вы поверили тому, что я превратился в болтливого и никчемного старца? — казалось, вопрошал он Гавваса. — Настоящее медресе я построю только теперь».

Зодчий тепло встретил Гавваса и тут же принял его на работу.

— И я, и Масума-бека знали, что вам не усидеть в Герате, что, узнав о строительстве, вы поспешите сюда. Вы проделали долгий путь, чтобы быть рядом с нами.

И я благодарен вам за это, — сказал зодчий, обнимая Гавваса.

Гаввас Мухаммад рассказал последние гератские новости: разбитый параличом Ахмад Чалаби переехал на окраину города. Кроме всего прочего, он заразился поганой болезнью: глаза, губы, нос покрылись язвами и люди, знакомые и незнакомые, пугливо шарахалиа от него. А недавно он, по слухам, умер…

Так постепенно в Бухаре, вокруг зодчего, собрались все его старые друзья — гератские, ташкентские, самаркандские.

— Рассыпанные жемчужины собраны воедино, — заявила как-то Бадия.

Той же зимой пришел в Бухару караван из Хорасана.

И вместе с караваном приехал Харунбек. Прослышав о том, что зодчий Наджмеддин снова строит, он и его друзья Талаба, Фармон-каль и Али-водонос, прибывшие вместе с ним, были счастливы, что могут потрудиться на строительстве. Во время пребывания в Бухаре они, словно заправские мардикеры, трудились на стройке, выражая тем свою преданность зодчему. Пусть старик почувствует, что у него есть настоящие верные друзья. Но, кроме членов семьи зодчего, их никто не знал, да и не должен был знать.

— Вы — наша надежная опора, — сказал как-то Харунбек зодчему, оставшись с ним наедине. — И хотя вы не держите обнаженного меча, вы — с нами. И мы гордимся всем, что вы делаете для людей, для народа. До вас, очевидно, не дошел слух о том, что Фазлуллах Астрабади и Саид Имамиддин казнены. Мир-Касым Анвар сослан. Не легко приходится нам. Но мы знаем, что вы — верный наш друг, а друзья должны встречаться. Вот мы, прибыв в Бухару по делу, решили повидать и вас, порадоваться вашему благополучию, убедиться в том, что вы здоровы, что вы в безопастности, и, наконец, почерпнуть вдохновение в ваших великолепных трудах. Мы любим свой народ, и мы вернемся в Хорасан — продолжать свое дело, свою борьбу.

Зодчий был растроган до слез.

— Я счастлив, что повидал вас, — сказал он, — вы и впрямь мне близкие и родные люди. Я молю бога о вашем благополучии, как молил бы его о благополучии родного сына.