Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

Но рано или поздно мы поведем осаду крепости. Что всего лучше, это то, что правительство, не знаю почему, само заготовляет осаждающие материалы – военными поселениями и рекрутским набором на Дону.

Но Орлов об осаде и знать не желает; он идет к крепости по чистому месту, думая, что за ним вся Россия двигается…»

– Вот именно! Кто выдумал эти военные поселения? – в волнении воскликнул Нарышкин.

– Успокойтесь, граф. Скорее всего – сам император и из добрых, как всегда, побуждений… – сложил письмо и убрал его в карман Давыдов. – Когда был на приеме во дворце, то слышал, как Александр говорил одному из приближенных: «Как же ты не понимаешь? При теперешнем порядке всякий раз, как объявляется рекрутский набор, вся Россия плачет. Когда же окончательно устроятся военные поселения, не будет рекрутских наборов…»

– Действительно, мечты! – вздохнул Рубанов. – Теперь Россия стонет и от военных поселений, и от рекрутских наборов…

– А главный начальник поселений генерал Аракчеев, хотя и говорит, что они выдуманы не им, однако рьяно насаждает их, как всегда перегибая палку и делая из людей механизмы, – подхватил тему Нарышкин. – Едят по колокольцу в одно время всем скопом, словно в пруду рыбы ученые. Расписано все по минутам – когда полы мыть, когда бороду брить и в баню идти…

– …И бабу иметь!.. – добавил от себя Оболенский, несколько сбив напряжение.

– …А император доволен, – продолжил граф, – улицы метены, дома крашены, занавески, что у попадьи, накрахмалены, печки белены и на заслонках амуры отлиты…

– Ох уж этот сентиментальный Аракчеев, – нахмурился Денис Васильевич, – мальчишек заранее порет, дабы чего не сломали и не попортили. А заодно и взрослых… Потому и бунтовали в этом году поселяне…

– Император, конечно, хочет сделать как лучше, – поддержал разговор Рубанов. – Вот и свободный ввоз чужестранных товаров разрешил…

Мой староста пишет – грамотный мужик, между прочим, даже английскую газету выписывает, кто ему переводит, ума не приложу, наверное, Агафон, – улыбнулся Максим. – Так вот он довел до моего сведения, что поначалу, с введением континентальной блокады Англии, с русского рынка исчезли нитки английских фирм, зато их заменили русскими изделиями, да такого качества, что китайцы, признанные мастера тканей, стали покупать русское сукно.

Словом, русское купечество больше опасалось английских фабрикантов, нежели французских солдат; а при таком усовершенствовании русских фабрик в Англии дело едва не дошло до бунтов, так как английские изделия не имели рынков сбыта.

Староста недавно хотел завести суконную фабрику в моем имении, да с введением Тарифов 1819 года раздумал, прочитав в газете, что в Лондоне по этому случаю даже были устроены празднества…

– Празднества устроили, потому что он суконную фабрику не завел? – поинтересовался Оболенский, подумав, как было бы здорово оказаться в то время в Лондоне, да в компании красноносого английского лейтенанта.

– Нет! – хмыкнул Рубанов. – Потому что британские фабрики, которые до этого простаивали, пущены в ход и трудовой люд получил работу за счет России.

Выходит, теперь и купечество недовольно…

– Господа! Да ну вас к черту с вашей экономикой и политикой, – перебил Максима заскучавший князь, – по мне лишь бы парады пореже были, а в остальном – давайте лучше пить…

В начале весны, по волглому уже снегу, добрались до Петербурга Мари и сын.

Максим с некоторой долей изумления отметил, что счастлив их приезду, и его уже не тянет шляться с друзьями по театрам и ресторациям.

«Старею и становлюсь семейным человеком», – подумал он, с удовольствием занимаясь с сыном и все вечера проводя с женой.

Мари пережила потерю дочери и, зная, что у нее не будет больше детей, все свое время посвящала семье, полностью утратив интерес к балам и светским развлечениям.

Все вместе выезжали они в город, а когда потеплело и пробилась трава, – на природу. Особенно полюбился им Крестовский остров.

Подышать «бальзамическим воздухом» приезжали сюда пожилые статские советники и купцы, их жены и дочки. В «Новой ресторации» гуляла гвардейская молодежь, и Максим с удивлением ловил себя на мысли, что с удовольствием отправил бы на гауптвахту некоторых буйных офицеров.

«Явно старею и становлюсь брюзгой! Ведь совсем недавно сам такой был… – вздыхал он, отвечая на приветствия безусых прапорщиков и подпоручиков. – Детвора! Пороху еще не нюхали, а водку с шампанским вовсю хлыщут», – бурчал он.

Вдыхая свежий запах сосновой смолки и брусники, он выискивал место, где бы присесть. Лучшие кочки со свежей травкой заняли пожилые купцы с чадами и домочадцами.

«Словно кулики на болоте, – разглядывал Максим краснорожих торговцев, варивших уху на небольших костерках. – И Тарифы на них не влияют, – поражался обширным животам, отражавшимся в таких же пузатых самоварах. – И не лень их сюда тащить», – кивнул на прибрежный мох бредущему с узлами Шалфееву, по пути погрозив проплывающим на ялике и заглядевшимся на Мари подвыпившим молодым приказчикам.

Целые стаи их катались по Малой Невке, орали песни под балалайку и разглядывали барышень, коли в лодке не имелось своих.

«Красота, – осматриваясь вокруг, думал Рубанов. – И на кой ляд мне эти конституции и тайные общества?..»

Летом двадцать третьего года болота Белоруссии, где в то время квартировал Конногвардейский полк, содрогнулись от диких воплей – то Оболенский получил чин полковника.

Радости его не было предела.

Нарышкин, также ставший полковником, принял это известие много спокойнее и начал хлопотать об устройстве торжественного обеда.

Следом за пожалованием чинов пришел приказ о переводе полковников во 2-ю Южную армию фельдмаршала Витгенштейна, расквартированную в Киевской губернии.

Тут о торжественном обеде забеспокоился и Оболенский.

Подобного гулянья конногвардейцы еще не видели. Обед устроили для рядовых и офицеров в поле. Водка лилась рекой. Полковники по очереди обнимались и пили со всеми офицерами полка, и, напоследок, целуясь с генерал-майором Алексеем Орловым, князь Оболенский даже прослезился. Рубанова к чину полковника не представили.

Без приятелей Максиму стало грустно, и он целыми днями сочинял письма – то жене в Петербург, то товарищам во 2-ю Южную армию.

Друг Дениса Давыдова, начальник штаба 2-й Южной армии генерал Киселев, посовещавшись с фельдмаршалом Витгенштейном, доверил полковнику Оболенскому командование кирасирским полком, а полковник Нарышкин получил должность начальника штаба кирасирской бригады.

Тут же они встретились с генерал-майором Вайцманом, командующим кавалерийской бригадой. Вайцман был уверен, что через два-три года его бывшие подчиненные станут бригадными генералами, а вот он дивизионным – навряд ли, и потому принялся оказывать им содействие на правах ветерана 2-й армии, представив вновь прибывших некоторым командирам полков и бригад, среди которых были генерал-майор Сергей Волконский и полковник Павел Пестель.