Александр Лавров - Варяги и Русь

Этот отшельник-нелюдим отвергал все удобства жизни и даже не имел хижины. Летом проводил ночи под открытым небом на голой земле или в шалаше, а зимой — в выкопанной собственными руками глубокой яме, в которой он тут же жег не угасавший никогда костер.

Когда княжеский поезд проходил мимо места обитания этого пустынника, он вдруг появился с двумя головнями в руках, чем страшно напугал лошадей.

Как раз в это время повозка, в которой ехал князь, поравнялась с отшельником. Знал ли тот, что в повозке находится князь, или по голосу узнал его, но только, выпрямившись во весь рост, он начал размахивать неистово головнями, разбрасывавшими вокруг себя бесчисленные искры. Лошади перепугались, захрапели и уперлись, отказываясь идти далее.

— Иди, иди, — пророческим голосом воскликнул пустынник, — иди, тебя ждет могила. Каждый твой шаг близит тебя к ней… Иди же… Ты думаешь, что бежишь от смерти? Нет, ты спешишь к ней… Каждый человек родится для того, чтобы умереть в назначенный ему правосудным Богом миг, и ты вскоре умрешь, потому что не умеешь жить… Пусть же волки сгрызут твое тело острыми зубами, пусть черви источат твои кости… Иди же и умри! Такова воля Всевышнего, которому я служу.

— Что он говорит? Кто это? — с ужасом спрашивал Ярополк.

— Это, княже, один из христиан, — поспешил подсказать Нонне, — вот они, те, за кого ты постоянно заступался!

Они только и мыслят что о твоей погибели, им ты ненавистен, они твои враги. Что же ты, князь, медлишь? Приказывай скорее наградить этого негодника, удостой его своей высокой милостью, не медли, княже…

Нонне говорил все это негромко на ухо Ярополку. Таким путем он всегда производил наибольшее впечатление на слабого киевского князя.

— Убейте, убейте его скорее! — закричал князь.

— Княже, — выступил Зыбата, — дозволь мне молвить слово…

— Убей его, убей! — продолжал неистово вопить тот.

— Княже, да выслушай же…

— А, ты тоже христианин и тоже из этой своры? — уже не помня себя от гнева, завопил Ярополк, которому Нонне продолжал нашептывать свои ядовитые речи, — и ты точно такой же изменник, как все они? Так нет же, я выведу измену… Эй, слуги, взять Зыбату!

К Зыбате нерешительно приблизилось несколько дружинников.

— Что же вы стали? Берите, — грустно улыбаясь, проговорил Зыбата, — или вы не слышали, что князь приказал взять меня?

— Взять его, взять!.. Сколько еще раз я должен приказывать, — иступленно закричал Ярополк, — а ту собаку убейте!..

Вдруг среди дружины послышался голос:

— Ежели ты, князь, казнишь Зыбату, так будь тебе ведомо, и мы за тобой не пойдем.

Нонне поспешил что-то шепнуть Ярополку.

— Да кто вам сказал, что я его казнить думаю? Не того я хочу: он мне, князю своему, поперечил, так и не желаю я, чтобы он моей дружиной владел, не верю я ему больше!.. Пусть Варяжко вами начальствует, а Зыбату хочу прогнать.

— Вот так оно и лучше, пожалуй, — согласился говоривший дружинник, — уж ты, Зыбатушка, нас прости, а в таком приказе князю мы не поперечим: его воля, кого наверху нас поставить.

— Что же, — улыбнулся Зыбата, — делайте, что князь приказывает, а я готов ему покориться.

— Так уходи от нас…

— Идем, идем, — взял Зыбату за руку старец, — чем дальше от мертвецов, тем больше жизни…

Он быстро увел его.

— Иди, иди, сын мой, не оглядывайся, — взяв Зыбату за руку, говорил отшельник, — эти безумцы стремятся туда, куда влечет их судьба! Что тебе до них? Они следуют велениям своего рока, тобой же управляет твоя судьба… Ты видел, как в туманную темную ночь бабочки неудержимо стремятся на огонь и падают мертвыми в пламя, безжалостно их сжигающее… Подумай, кому нужна их смерть, жизнь же составляет для них единственное их благо, но они, неразумные, стремятся сами в огонь. Так вот и этот безумец, этот жалкий киевский князь, сын великого, могучего Святослава, внук мудрейшей Ольги. Он погибнет. Вспомни это, когда увидишь его мертвым. Но погибнет не один он — погибнет Блуд, погибнет и враг Божий Нонне. Я чую, я знаю это, я вижу их смерть, уже витающую над ними.

Старик говорил все это быстро, как бы выбрасывая слова одно за другим.

Спустя час оба путника выбрались на поляну.

Начинало уже светать, и Зыбата смог рассмотреть приютившийся у подножия вековых сосен шалаш пустынника.

— Ты отдыхай здесь, — сказал старик, — поспи.

— А ты? — спросил у него Зыбата.

— Я спать не буду.

— Почему?

— Видишь, близко день. Скоро над землей взойдет солнце, и я должен молитвой встретить светило дня и восславить нашего Творца.

— Я тоже христианин, и мне должно молитвой встретить дневное светило.

— Нет, ты спи; ты христианин, но ты мирянин, Господь по своей неизъяснимой благости многое допускает вам, мирянам, хотя и от вас требует тоже великих трудов в свою вящую славу… Ложись же, спи и не смущай меня: не мешай мне молиться…

В тоне старика звучали уже повелительные нотки, и Зыбата почувствовал, что он не может ослушаться.

Склонившись на колени, он принёс горячую молитву Вседержителю неба и земли за свое спасение и к этой молитве присоединил моление о несчастном Ярополке…

Молитва, как ни была она коротка, успокоила душевное волнение, и Зыбата, забравшись в шалаш, скоро заснул крепким, живительным сном.

Разбудили его громкие крики, звон оружия и ржание коней.

«Что это? — подумал Зыбата, — никак это Владимировы дружины. Я вижу здесь новгородцев, варягов, полочан. Однако же скоро один князь другому на смену спешит».

Вдруг Шум голосов и звон оружия стих, и вместо него покатилось тихое, сдержанное приветствие:

— Здрав буди на многие лета, князь наш любимый, солнышко наше красное! Здрав буди, пресветлый Владимир свет Святославович!

Зыбата замер, повернувшись в ту сторону, куда смотрели все.

Владимир Святославович был без воинских доспехов, в новгородском длиннополом кафтане. Позади него на тяжело ступавшей лошади ехал, тяжело дыша, Добрыня Малкович, а за ним виднелись старшины новгородских и полоцких дружин.

Владимир ласково улыбался и кивал в ответ на приветствие своих воинов.

Около его стремени шел приютивший Зыбату старик отшельник.

— Здрав буди, Владимир, здрав буди, — говорил он, — ныне вступаешь ты на землю киевскую, и два солнца сияют теперь над нею. Одно солнце, — указал старик на небо, — там, солнце Божией славы, другое — ты, красное солнышко Руси… Пути неисповедимые влекут тебя к Киеву, Промысл Божий ослепил брата твоего и предает его тебе, и все для того, чтобы ты мог свершить спокойно то, что предуготовано тебе свыше. Я, смиренный раб Господа Бога Живого, приветствую тебя и клянусь тебе… Благословен грядущий и во тьме путями Господними.