Александр Лавров - Варяги и Русь

— Довольно, старик, благодарю тебя, — ласково улыбаясь, прервал его Владимир, — благодарю тебя за то, что и ты благословляешь меня идти, чтобы вернуть отцовское наследие и покорить под свои ноги лютых супротивников.

Вдруг взгляд Владимира остановился на Зыбате.

— Кого я вижу! Это ты, Зыбата? — радостно воскликнул он. — Когда мы расстались с тобой в Новгороде, я думал, что уже больше не встретиться нам. Но боги опять даруют нам радость свидания! Поди же ко мне, мой верный друг и противник! Ты один из тех, кого я не хочу считать своим врагом…

Зыбату словно какая-то сила толкнула вперед.

Он стремглав кинулся к новгородскому князю. Тот легко соскочил с седла и принял в объятия своего друга детства.

Добрыня Малкович тоже с заметным удовольствием смотрел на статную фигуру Зыбаты.

— Ишь, ты какой стал теперь, — промолвил он, — я-то тебя малышом помню… На ладони носил и не думал, что эдаким-то молодцом подымешься. Ну, ну, подойди ко мне, я тебя поцелую…

Вскоре раскинут был походный шатер, вокруг засуетились княжеские отроки и слуги, спеша приготовить своему повелителю утреннюю трапезу.

Владимир позвал с собой в шатер Зыбату, Добрыня последовал за ними, и скоро они остались одни.

Внутри раскинутого шатра все уже было убрано мехами, а на столе видны были кубки.

— Э-эй! Всю-то ноченьку торопился я сюда, — говорил новгородский князь, с наслаждением вытягиваясь на груде заменявших сиденье мехов, — думал я, что застану здесь Ярополка, да, вишь ты, улетела птичка. Куда, о том я тебя, Зыбата, спрашивать не буду, потому что служишь ты ему, брату моему Ярополку, и нехорошо, если будешь мне его выдавать с головой.

— На это и без Зыбаты есть около Ярополка другие, — засмеялся Добрыня, — да, может, ты-то, Зыбатушка, к нам перейдешь служить, а?

— Прости, Добрыня Малкович, — ответил спокойно Зыбата, — не посетуй, обещал я служить князю Ярополку до самой смерти, и останусь я верен слову своему. А суждено ему умереть, ну, тогда и я буду от обещания свободен, и ежели примете меня к себе, пойду и к вам на службу с радостью.

— Другого ответа и не ждали мы от тебя, Зыбата, — произнес Добрыня, — хвалю за него. Так и нужно: держишь ты Ярополкову руку и держи до конца… Уж ты не бойся. Мы тебя обидеть не обидим. Вот Владимир хочет тебя при себе оставить.

— Да, да, Зыбата, — воскликнул Владимир Святославович, — ты не думай только, что будешь у меня пленником. Нет, ты оставайся при мне, будь гостем моим; не бойся, я тебя против Ярополка служить не заставлю. Я знаю, он прогнал тебя, мне уже говорил про это старик.

— А ты, князь, куда же теперь направлялся? В Киев?

— С вечера, как в путь пускался, думал, что на Киев пойду, а теперь назад воротить приходится.

— Почему так?

— Ну, вот почему. Ведь Ярополка же нет в Киеве, а без него и мне что там делать?.. Надобно, Зыбатушка, мне его сперва обезвредить, а потом уже и стольный Киев от меня не уйдет…

Оба они смолкли. Потом после некоторого молчания Зыбата сказал:

— Я не знаю, Владимир Святославович, что и подумать.

— О чем? — спросил новгородский князь.

— Да вот все о том же… Прости, позволь слово молвить.

— Говори, Зыбата.

— Думать не хочу, чтобы ты посмел на старшего брата руку поднять, в крови его искупаться; ведь вы дети одного отца, неужели же ты сможешь забыть это?

— А он забыл? — приподнялся на своем ложе Владимир, и глаза его сверкнули огоньком гнева, — или ты не помнишь об участи Олега?

— Да, нет, не забыл я об этом, как можно забыть… Но ведь ты-то теперь знаешь, как все это произошло, а я тебе скажу еще раз: Ярополк плакал, когда узнал, что древлянский князь убит. Ведь без его ведома то случилось: Свенельд за своего Люта мстил и княжьим именем прикрылся. — Но если бы и виноват был Ярополк в смерти брата своего Олега, так зачем же ты будешь такое же худо делать, какое он сделал?

— Не будем, Зыбата, про это говорить, — нахмурился Владимир, — боги указывают мне путь к великому столу, и если я не сяду на него, то пойду Против воли богов… Я пойду в Родню и посмотрю, что-то у меня там выйдет с Ярополком…

— Не хотел бы я твоей гибели, князь, — грустно покачал головой Зыбата, — но не хотел бы, чтобы и кровь брата твоего легла на тебя… Оба вы мне дороги, обоих я вас с малого детства своего помню, и тяжко мне знать, что брат на брата идет, что злое дело должно совершиться. На Руси нашей и так уж худого много, и так в народе везде предательство, убийство, а тут вот еще такое-то произойдет; по княжескому примеру и народ пойдет, а это, Владимир Святославович, тяжелое дело.

— Кто тебе сказал, что Владимир Ярополка убить ищет? — вдруг грубовато, добродушно засмеялся Добрыня, — никогда Владимировой руки на брата не будет, в том я тебе порукой.

— Ну, зачем же тогда в Родню идти?

— Ну, вот зачем! Распря между ними идет. Будто ты того и не ведаешь? Ежели Владимир Ярополка не одолеет, то Ярополк Владимира одолеет, а ведь каждый человек жить хочет, о своей жизни заботится.

— Бросим все эти разговоры! — вдруг весело воскликнул Владимир, — что угодно богам, то пусть и будет! Я готов свою участь встретить всегда. Смерть увижу — не струшу, смело ей в глаза погляжу, а удача подойдет — тоже звать не стану. Так-то, Зыбатушка…

Владимир казался беззаботно-веселым.

Зыбата понимал, что удача окрыляет князя, и в душе его снова разрасталось угасавшее было чувство любви к нему.

Те воины, которых видел Зыбата на лесной прогалине, составляли передовые дружины новгородских и полоцких ратей.

Наутро Зыбата был свидетелем того, как к новгородскому князю явились на поклон киевские старейшины.

Они принесли Владимиру дары: меха с древлянской земли, соты свежего меда, хлеба и много драгоценностей, выменянных у византийских гостей. Низко кланяясь, старейшины звали Владимира в Киев, обещали ему, что весь народ встретит его как давно желанного освободителя.

Они обещали исполнить все, что ни потребовал бы от них победитель Ярополка. Одного только не уступали киевляне Владимиру: своих вечевых прав. Они оговаривались, что он князь над дружинами и высший судья над народом, но внутренний распорядок в Приднепровье принадлежит народу в лице его веча.

Владимир рассеянно слушал старейшин. Ведь такой порядок был тогда по всей земле славянской, а в Новгороде князь даже подчинялся вечу.

Новгородский князь хотел сесть на отцовский стол, понимая, что в Киеве, находившемся вблизи Византии, князь всегда будет иметь более значения, чем в далеком Новгороде. Кроме того, Новгород был ближе к Рюгену и Арконе, а там всемогущие жрецы Святовита чрез своих посланцев могли в конце концов приобрести в Новгороде власть большую, чем он, князь. Поэтому-то младший сын Святослава и стремился уйти как можно дальше от берегов Варяжского моря.