Александр Коломийцев - Русские хроники 10 века

– Что ж вы, пришли жалиться, что место непотребное для жительства отвели?

– Нет, княже, на другое, то пустое. Я выборный от гостей, что ныне в Корсунь ходили. Известно братии, что знаешь ты меня давно, потому и выбрали. Ты нам грамоты дал, тобой подписанные, что ни в Корсуне, ни в Царьграде по новому договору мыта с нас не возьмут. По-старому, княже, вышло. Корсуньский стратиг Евстратий десятину с нас взыскал.

Владимир недоверчиво посмотрел на выборного, ожидая объяснений.

– Как так? Да вы показывали грамоты?

Вышата посерьёзнел, из голубых глаз его исчезли смешинки.

– Как стали с нас в Корсуне пристанские рядцы мыто взыскивать, пошли мы в город, к стратигу. Не хотел боярин Евстратий и допускать нас до себя. Однако добились, принял он нас.

– Ну и что?

– А то, княже. Показывали мы твои грамоты. Стратиг Евстратий посмеялся над твоими грамотами, княже. Сказал: коли пристал к корсуньской пристани, плати мыто. А торговать, как хочешь, хочешь – торгуй, хочешь – дальше иди. А про грамоты сказал: для сыроядцев они писаны, а не для греческих городов, – Вышата обернулся к сотоварищам, те дружно загалдели: «Так, так, княже! Правду Вышата речёт».

– Ну а ты что ж, заплатил мыто?

– Заплатил, княже. Куда денешься. Стратиг грозился, кто мыто не заплатит, у того весь товар отберёт. Мыто заплатил, торговать в Корсуне не стал, в Царьград ушёл.

– Ну а в Царьграде что, брали мыто?

– Нет, напраслину говорить не стану. В Царьграде мыто не брали.

Владимир обернулся назад, к стоявшим кучкой отрокам.

– Эй, кто там? Покличьте Гридю!

Подъездной княж подбежал, запыхавшись. Поспешал, не разбирая дороги, сапоги забрызганы, облеплены опавшей листвой. Владимир указал на гостей.

– Выдай гостям, с коих корсуньский стратиг не по праву мыто взыскал, кунами весь убыток.

Гости оторопело смотрели на великого князя, такого и помыслить не могли. Гридя вытирал пальцами мокрые губы.

– Да чё ж так? Да как же?

Владимир в сердцах топнул ногой.

– Да так же! Я грамоты выдал гостям, что безмытно торговать будут. Слово своё держу. А со стратига я сам взыщу.

Глаза у Владимира нехорошо блестели.

Возможно, корсуньский стратиг взыскал мыто по незнанию. В таком случае вина ложилась на царёвых мужей, своевременно не известивших Корсунь о новом договоре. Но стратиг своими необдуманными высказываниями задел болезненное самолюбие Владимира. Разговаривать с великим князем было бесполезно.

Разбитного гостя Добрыня помнил по Булгару. Тогда Вышата обстоятельно рассказал воеводе об осаждённом городе. Как ратного человека Добрыню интересовало многое.

– Нет, боярин, – отвечал Вышата, – стены в Корсуне крепкие, без изъяну. С этим у ромеев строго. И запасов в городе много, сколько – не скажу, но богатый город.

– Про дружину что скажешь?

– Крепкая дружина. Кметы обучены, десятинники, сотники порядок блюдут.

Добрыня сам брал города, приходилось и новые закладывать. Знал воевода, из-за чего с самыми высокими и толстыми стенами, крепкой дружиной сдаются города.

– А скажи-ка, Вышата, ты ж не один раз в Корсуне бывал, про всё должен знать. Так, нет ли?

– Верно, боярин. Ныне в третий раз в Корсуне был. Пять лет назад два месяца прожил в городе.

– Так вот, скажи, много ли колодцев в городе, хватает ли воды жителям и дружине?

Вышата сбил шапку набекрень, поскрёб голову над ухом.

– Вот ты спросил, боярин! Нет в Корсуне колодцев, а воды хватает. Много воды.

– Как так, колодцев нет?

– Сам удивлялся. Сказывали, давно ещё, копали колодцы, да вода в них негодная – солёная. Воду жители из каменной ямы берут. Наши смерды жито в житных ямах хранят. Ямы те огнём обжигают. Корсунцы же воду хранят в яме, камнем обложенной. Яма та с десяток саженей в поперечнике.

– А в яме откуда берётся? Нешто на лошадях в бочках возят?

– Нет, в бочках не возят. Сама в ту каменную яму течёт. Как так, не знаю. Сам попервах удивлялся, спрашивал, никто не сказал. А вода хорошая, чистая и вдоволь. Вот из ямы-то по всему городу и в бочках развозят, и кувшинами носят.

– Ладно, иди куны получай.

Добрыня отпустил гостя. Вот оно! Ежели такой проныра, как Вышата, который всюду нос суёт, не знает, откуда вода в Корсуне, значит, то и есть слабина, потому в тайне держат. Иначе все бы знали, не скрытничали. Узнать, где корсунцы воду берут, тогда и город добыть можно.

В этот же день дружина начала готовиться к походу.

– Не спи, княже! – прокричал вож, широко разевая рот.

На месте верхнего переднего зуба чернела дыра. Как объяснил позже, зуб потерял ещё в молодости. Пороги промашек и слабины не прощают.

Владимир стоял у кормы. Щеглу с ветрилом поставят на Хортичем острове, сейчас ничто не мешало глядеть вперёд.

Вож, помогая кормщику, обхватил рукоять кормила, подался вперёд, не спуская глаз со стремительно приближавшегося порога. Подавляя страх, Владимир поглядел на вожа, тот подмигнул:

– То так первый порог прозывается. А ты думал, я тебе? – лицо с напрягшимися скулами было спокойно и уверенно.

Лодия шла у правого берега, то приближаясь к нему на несколько саженей, то удаляясь к быстрине, к каменным зубьям, неусыпно стерегущим добычу. Владимир шумно втягивал воздух раздувшимися ноздрями, с потаённым страхом смотрел на пороги, в брызгах, во всплесках волн. Несущийся мимо каменистый берег сулил не спасение, но гибель.

У пятого порога лодийный вож, утерев рукавом свиты мокрое от водяных брызг лицо, прокричал, перекрывая рёв воды:

– Ну, держись, княже. Несыть пройдём, дальше спокойней будет.

Рёв воды усилился. Прямо по ходу лодии показалась каменная гряда, тянувшаяся к порогу. Владимир, не вдумываясь, призывал на помощь и Велеса, и Перуна, и Христа. Рука вцепилась в борт, тело напряглось, ожидая удара. Но удара не последовало. Лодия, спасённая кем-то из богов, повинуясь крепким рукам, свернула ближе к берегу. Коварный порог остался позади, лодия замедлила бег.

У следующих порогов сердце уже не замирало в предчувствии неминуемой смерти в холодной пучине. Владимир весело поглядывал на мчавшиеся навстречу каменные скалы, утирал лицо.

В версте после Вольного порога русло реки резко сузилось, берега вздыбились скалами высотой в десятка четыре саженей. Лодию неумолимо влекло к гибельному левому берегу. Несколько вёрст мелькнуло за один миг. Лодийная артель была опытна и знала своё дело. На помощь кормщику подскочили два гребца, налегли на кормило. Берега ещё более сблизились. Теперь их разделяло не более сотни саженей. Лодия стремительно приближалась к скалам. У Владимира пресеклось дыхание, тело прижалось к правому борту. Левый борт, казалось, неминуемо должен разлететься в щепы. В двух десятках саженей от скал нос лодии ушёл вправо, судно выровнялось, берег проносился мимо.