Алексей Салмин - Буря на Волге

В зал вошел дворник с ящиком вин из подвала. Уходя, он ворчал:

— Валяйте, пляшите, а невесты вам и с Услонской горы пе увидать...

Уже было далеко за полночь. Подвыпившие гости разъехались по домам. Обе хозяйки, провожая гостей, краснели, но больше не от водки, а от стыда и конфуза.

— Неужели она заболела? Али пароход сломался? — издыхала Белицина и ругала себя, что отпустила до свадьбы Надю.

— А, може, на Волге туман и все пароходы стоят? — вставила свою догадку Петровна.

Сколько они ни думали, сколько ни гадали, а пришли к заключению, что надо выпить с горя еще по чарочке, а там бог даст и само все прояснится.

На следующее утро снова некоторые гости приехали, будто о невесте справляться, а главное, конечно, опохмелиться. Прошел и этот день, а Надя все еще не возвращалась из своего путешествия. Не приехала она и на третий день. На четвертый день утром явился к будущей теще и сам Подшивалов. Нервничая и вздыхая, начали держать совет, что же теперь делать. Сообща пришли к выводу, что Надя, очевидно, заболела. Для выяснения дела решили командировать в деревню Евдокию Петровну, как более знакомую с расположением местности и обычаями той стороны.

— А если и я с вами поеду? — напросился жених.

— Ну, вот и отлично, — сказала Петровна. — Вдвоем-то мы скорее отыщем ее, беглянку.

Собирались недолго и отправились на пароход. Подшивалов всю дорогу ходил в задумчивости по палубе и много курил. Иногда подходил к Петровне, справлялся:

— Ну как, Петровна, далеко еще?

Получив ответ, поручик снова закуривал и шагал, смотрел, как медленно уплывали мимо берега. Они казались серыми, скучными, лес по-осеннему оголился. Все кругом наводило тоску и уныние. Наконец пароход дал привальный свисток, и Петровна крикнула:

- Господин поручик, пошли к выходу!

С пристани они направились к матери Чилима.

- Здравствуй, Ильинична! Сколько лет! Опять бог привел повидаться, — произнесла Петровна, обшаривая быстрым взглядом избенку. — С обыском к тебе пришли...

— Милости просим, — поклонилась Ильинична. Кого ищете?

— Будто и не знаешь! Да все ее же, Надьку! — крикнула Петровна. — Где сейчас она? Али по воду ушла?

— Не знаю, — покачала головой Ильинична, исподлобья взглянув на офицера, тыкавшего ножнами сабли в дымящийся на полу окурок.

— Скажи по правде, куда она спряталась? — допрашивала, как следователь, Петровна.

— Что вы, Евдокия Петровна! Да разве я буду врать, у нас и спрятаться негде. Вот, смотрите, — откинула занавеску в чуланчик около печки.

— Как же это получилось, она ведь к тебе поехала?

— Слов нет, она здесь была, только в тот же день вечером обратно уехала, — спокойно ответила мать Чилима.

- Что ж будем делать, господин поручик. — обратилась Евдокия Петровна к Подшивалову.

— Ничего не остается, как ехать обратно, — сказал он и снова начал закуривать, затягиваясь и нервно крутя усы.

Петровна начала заматывать конец пуховой шали вокруг длинной шеи.

— Вот чего, Ильинична, если она появится откуда-нибудь, скажи ей, чтобы проворнее ехала домой! Пошли, господин поручик.

Ильинична, посмотрев вслед уходящим, подумала: что же все-таки случилось с Надей? Надо полагать, хорошего мало, ежели ищут ее с офицером, уж не жандарм ли он? То-то она говорила, что не скоро встретимся, пожалуй, до весны и не увидимся...

Плохое утешение принесла Белициной вернувшаяся из деревни Петровна. Мать долго плакала, укоряя себя, что из-за этого офицера сгубила дочь.

— Да брось, пожалуйста, беспокоиться, — уговаривала Петровна Белицину. — Ты думаешь, и в самом деле она что-то сделала с собой? Она просто захотела сделать нам неприятность, позлить нас.

Долго они судили-рядили и все-таки решили снова обратиться за помощью и за советом к отцу Панкратию.

— Во имя отца и сына! — произнес, крестясь, вошедший к Белициным отец Панкратий. — Что случилось, хозяюшка? К чему эти рыдания, когда должно было быть шумное веселье, как в Кане Галилейской... А я было вынул из сундука новые венцы, припас для ваших жениха и невесты, и очень долго ждал в церкви, а они так и не пришли. Позвольте узнать, что у вас случилось?

— Горе у нас, батюшка, — всхлипывая, ответила Белицина.

— Пропала наша невеста, — добавила Петровна.

— Присаживайся, батюшка, попей с нами чайку, — сквозь слезы проговорила Белицина.

— А, може, светленького батюшке предложить? — спросила Петровна хозяйку.

— О, это неплохо, пропустить перед чаем, — крякнул, потирая руки, отец Панкратий.

После светленького приступили к чаепитию и деловому разговору.

— Вы с сахаром, батюшка, — подвигая вазу, наполненную сахаром, советовала хозяйка.

— Нет, нет, благодарю. Я вот с помадочкой очень люблю, — отламывая половину бруска и заталкивая в рот, улыбался батюшка.

Белицина, обливаясь слезами, начала подробно излагать случившееся.

— Ничего, ничего, хозяюшка, не слишком отчаивайтесь, бог не попустит — волк не съест, — успокоил батюшка.

— Может быть, помолитесь, батюшка? А на подаяние мы не поскупимся, — вставила Петровна.

— Что ж, если так, можно и попробовать, — нехотя согласился отец Панкратий.

Так они и решили. Внесли деньги за шесть панихид отцу Панкратию, и не успел он приступить к своим обязанностям, как Екатерина Матвеевна получила от Нади письмо с фронтовым штемпелем:

«Дорогая мама!

Не сердись на меня. Я, конечно, перед тобой виновата, что так поступила. Но я уже тебе говорила, что дала слово Васе, и пока он жив, нарушать своего честного слова хочу и не могу. Потому что он для меня все - жизнь, радость и счастье.

Твоя дочь Надя».

Обратный адрес в письме указан не был. Мать несколько раз перечитывала эти короткие строчки и вздыхала, вытирая слезы.

— Как же она, милая, на фронт-то попала?

— Ну, такая взбалмошная девчонка, да разве она не попадет? Тут и гадать нечего, чяй, к своему оборванцу уехала, — зло ворчала в ответ Петровна.

— Хоть бы Владимир Петрович пришел, прочитал ее письмо, а может быть, поехал бы да отыскал на фронте ее? — в задумчивости проговорила Белицина.

— Пусть она, матушка, поест солдатского хлебца да погложет сухариков, тогда скорее опомнится. Небось, вон солдаты-то рассказывают, как на фронте-то сладко... По три да по четыре дня без хлеба сидят. А искать ее нечего, ты, чай, и сама видишь, что она даже адреса своего не хотела написать. Да если бы, к примеру, он и нашел ее там, так она ему все глаза выцарапает, — ворчала Петровна.

— Как бы ты не сердилась, Петровна, а мне-то она родное дите, — возразила Белицина.

— А я бы сказала: не родное, а дурное дите,— заметила Петровна.

На этом их разговор и кончился.

Пока Надя скиталась где-то на фронте, поручик продвинулся по службе. Когда Надя ушла из дома, госпиталь стал мало интересовать Подшивалова. Изредка встречаясь с хозяйкой, он только отдавал честь, а о Наде и не заикался. Евдокия Петровна частенько выслеживала его, хотела показать присланное Надей письмо. Но вскоре после получения письма явился к ним не Подшивалов, а капитан Новошлыков, дальний родственник генерала, бойкий плясун, друг и собутыльник Подшивалова.