Валерий Кормилицын - Держава (том первый)

— Вы, весьма воспитаны в своих училищах.., — всё не могла успокоиться Ольга.

— Да! У нас очень строгие и серьёзные отцы–командиры… А мы все в них, — под поощрительные кивки капитана, произнёс Рубанов, и тут, к дичайшему своему удивлению, увидел подполковника Кускова, раскланивающегося с хозяйкой дома.

Внешний облик ротного наставника Павловского военного училища, конечно, желал лучшего.

Дубасов, на всякий случай, вытянулся во фрунт, а вспомнивший слова подполковника о «приглашении в одну семью», Аким, прошептал Ольге:

— А вот и наш отец–командир…

— Так я и думала, — отвернувшись, прикрыла ладошкой рот, чтоб скрыть охвативший её смех.

— Слава Богу, мадам Светозарская хоть немного на тебя повлияла, — похвалил девушку Рубанов.

— Дмитрий Николаевич, дорогой, — приняв позу хвастающегося рыболова, воскликнул капитан Бутенёв. — Дай я обниму тебя… Словно в молодость попал… И отца твоего вижу… Уже подполковник, — тискал похмельного Кускова. — А я тебя вот таким помню, — жестом рыболова–обличителя, показал ма–а–хонькую рыбёшку, почти сведя ладони.

— Да вот.., три дня тому.., как пожаловали.., — старался не дышать на пожилого человека бывший капитан.

— Поди гу–у–ди-и-шь?! — с огромной долей зависти произнёс Константин Александрович. — Помнится, когда мне… высочайше… капитана пожаловали, весь батальон неделю проспаться не мог… Знакомтесь, — спохватился он, — Кусков Дмитрий Николаевич. Сын лучшего моего друга и командира, полковника Кускова Николая Олеговича. Сейчас ещё молодёжь подойдёт, и за стол, — обнадёжил попавшего в руки Зинаиды Александровны офицера.

Своих юнкеров, на первых порах, он не узнал, а когда сфокусировал на них взгляд, спохватился:

— Что, за мной из штаба прислали?

— Никак нет! — пришёл в себя Дубасов. — Мы тоже в гостях.

— А что это у тебя с лицом? — только сейчас разглядел отёкший глаз юнкера.

— Веслом случайно засветили, ваше высо–о–коблагородие, — под тайный смех Ольги, выкрутился Дубасов.

Сюрпризы на этом не кончились, а только начались. Словно на Рождество.

Следом за подполковником пожаловали: его сиятельство Игнатьев, с «благородным господином корнетом» из Николаевского кавалерийского училища.

— Знаю я этого кавалериста… В прошлом году наездника в уборную возил, — ехидно ухмыляясь, зашептал Дубасову Аким, немного умастив его исстрадавшуюся душу юнкерским нектаром.

Ольга подозрительно оглянулась на друзей и представила графа, а тот — кавалериста:

— Портупей–юнкер Фигнер Дмитрий Серафимович.

— По кличке «Конь», — зашептал Акиму повеселевший уже Дубасов.

— Какая замечательная партизанская фамилия, — сделал умозаключение Бутенёв. — А легендарный партизан отечественной войны 1812 года Александр Самойлович Фигнер не ваш родственник?

Кавалерист хотел сказать: «Никак нет», но чтоб возвысить себя в глазах окружающих, пошёл на подлог:

— По очень дальней боковой линии сродство имеется…

— Прекрасно, прекрасно.., — похвалил юнкера Бутенёв. — А известный певец и актёр Николай Николаевич Фигнер не…

— Никак нет! — сходу отказался от родства с лицедеем кавалерийский Фигнер.

— Кого ещё ждём? — отвязался, наконец, от партизанско–лицедейского однофамильца Бутенёв. — За стол давно пора, — мысленно пожалел командирского сына, около которого лисичкой крутилась Зинаида Александровна.

«Чего пудрит парню мозги. Не до баб ему сейчас…».

— А вот кого! — указала его дочь на двух вошедших скромных девиц. — Наши соседки по даче, — удивлённо глянула на открывших рты Рубанова и Дубасова.

Аким попихал локтем по рёбрам друга.

— Ступай, побеседуй с гимназистками. А то сейчас завизжат: «Насильники-и», и в обморок упадут или второй глаз тебе покалечат…

— А чего — мне–то, а чего — я‑то? — неспеша направился к девицам.

При его приближении гимназистки впали в ступор. Как стояли, так и замерли, боясь шевельнуться и медленно, но усиленно краснели, начиная с пальцев рук и кончая полыхающими ушами.

«Во-о! Сравнялись с красной «конской» бескозыркой», — отметил Дубасов, подойдя вплотную, к забывшим от страха дышать, дамам.

Если бы с дури он крикнул: «Щука!», завизжавшие девицы пустились бы наутёк.

— Не бойтесь.., не бойтесь.., маленькие гимназисточки, я вас не съе–е–м, — успокаивал их.

По крайней мере, ему так казалось.

Помертвевшие от страха девицы слышали лишь вкрадчивый хриплый голос, и видели приближающегося страшного каторжника с подбитым глазом.

Они бы с радостью завизжали, но спазм ужаса перехватил девичье горло.

— Не бойтесь. Мы никому не скажем, что видели вас в… этом, как его… неглиже, — вовремя вспомнил мудрёное словцо.

«Ну не скажешь — голяком. Не так водоплавающие поймут. Вон, уши–то как пылают… Будто Сидорова Коза надрал», — улыбнулся, вспомнив, как и Бутенёв, молодость.

Улыбка и привела девиц в чувство.

— О–о–ой, — прошептала чернявенькая. — Страшней, чем в озере было…

— Намного! Я даже кричать не смогла, — поддержала её подруга.

— Зачем кричать–то. Мы добрые… Дубасов Виктор, — лихо кивнул головой и щёлкнул каблуками юнкер.

Девицы оттаяли.

— Полина, — сделала книксен белявенькая.

— Варя, — представилась чернявенькая.

— Какие прекрасные имена, — подлетел к дамам кавалерист. — Фигнер Дмитрий Серафимович, — снял красную бескозырку и поочерёдно приложился к ручкам дам.

— Рубанов, у меня такое чувство, что вы знакомы с моими соседками, — с некоторой долей ревности произнесла Натали, пытливо разгдядывая начавшего краснеть любимого.

— Да… По–моему.., как приехали.., на станции встретились.., — начал неуверенно врать он, сравнявшись цветом лица с бескозыркой «благородного корнета».

— Ох, Рубанов, не дожить тебе до понедельника, если обманываешь… Хотя какая мне разница? — окончательно разобидевшись, отошла от него.

«Да-а, — выдохнул воздух Аким, — сплошные сюрпризы. Вечер обещает стать интересным», — пошёл к столу.

Натали рядом с ним не села.

Хозяин дома и глава семьи первый тост поднял за сына своего командира, подполковника Кускова.

Чокнувшись рюмками, они выпили водки, и опять расчувствовавшийся Бутенёв расцеловался с Дмитрием Николаевичем.

Зинаида Александровна с хозяйкой дома выпили вина, а военная молодёжь — пива. Остальные обошлись лимонадом.

Дубасову тоже хотелось любви и водки, но под строгим похмельным взглядом ротного, он не решился ни на то, ни на другое.

Бывший утопленник вовсю флиртовал с Ольгой, «конская морда» — с Полиной. Рубанов, светски придерживаясь правил мадам Светозарской, беседовал с водоплавающей Варей.

Обречённо вздохнув, Дубасов налил себе водки и выпил…