Софрон Данилов - Манчары

Манчары тихо и неподвижно лежал в углу. Сердце его так билось, что казалось, оно спешило вырваться на свободу раньше своего хозяина. А время идёт очень медленно. В коридоре, где сидели надзиратели, всё громче слышались разговоры. Изредка гудел хриплый бас старика. Больше всего говорит второй надзиратель. Не похоже, что он скоро замолчит. Манчары с досады даже заскрежетал зубами. Неужели постигнет неудача? Как жарко в камере, как в ней душно! Можно задохнуться. А как же он до сего времени выносил всё это и пробыл здесь столько дней?

Наконец, после долгого ожидания, стало тихо. Манчары всё ещё продолжал пристально глядеть в открытую дверь. Но вот потух и фонарь. Наступила темнота. Манчары обломал кандалы, осторожно, бесшумно встал. Перекрестился и, тихо выйдя в коридор, на цыпочках пошёл к наружной двери и вдруг у порога наткнулся на человека.

— Ох-х!.. — произнёс от неожиданности Манчары.

— Тише!.. — шепнул старик. — Ну иди.

— Ну, а ты?.. А вдруг тебя…

— Пусть. Я уже прожил жизнь. Обо мне не беспокойся.

Плечо Манчары несколько раз стиснула тяжёлая рука.

— Скажи хоть своё имя. Буду всю жизнь помнить.

— Я безымянный караульный пёс. Каторжане называют меня Волосатая морда. — В горле старика словно что-то хрустнуло. — Кажется, звали Егоршей, когда был молодым… Устя… называла Егорушкой…

— Прощай, отец Егорушка! — Манчары прижался к старику.

Старик оторвался от него и оттеснил его к двери:

— Уходи… Торопись!..

…А утром была поднята большая тревога. Сначала расшумелись каторжане, нашедшие разорванные кандалы. Этот шум дошёл до надзирателей. Надзиратели доложили начальнику караула. А командир донёс начальнику тюрьмы.

К приходу всполошившегося начальника тюрьмы солнце уже поднялось довольно высоко. Начались поиски. Была найдена верёвка, с помощью которой Манчары перелез через стену. Стало известно, что надзиратели пьянствовали и уснули. Они стояли вытянувшись и не сводили глаз с начальника, который расхаживал взад-вперёд. Начальник тюрьмы остановился перед надзирателями:

— Собаки! Собака должна лаять, увидя убегающего. А где же ваш лай?

Ударами кулака он посшибал их с ног и, выходя из помещения, крикнул начальнику караула:

— Быстро в розыск! Догнать и пристрелить мерзавца!

Старик надзиратель выплюнул осколок выбитого зуба и пробормотал под нос:

— Не догоните… Лети, улетай, северный орёл…

Уходя от преследования вооружённых казаков, приехавших из Якутска, Манчары со своими друзьями подался с ленской поймы в самый дальний улус. Дальше тех мест уже не встретишь ни жилищ, ни людей. Оттуда начинаются нескончаемые скалистые горные хребты, на гольцах которых даже не может произрастать мох. От этих горных хребтов начинаются ещё более грозные и суровые скалистые хребты, которые уходят далеко на север и отгораживают его от остального мира огромной каменной стеной.

Сегодня Манчары с друзьями едет «погостить» к грозному хозяину этого края — Сабарай-баю. Он обернулся и, увидев вымазанные сажей лица друзей, рассмеялся. Манчары никогда не прячет своё лицо. Он не видел спасения ни в берестяной маске, ни в гриме из сажи. И кроме того, пусть знают все толстопузые, что приехал именно Манчары. Пусть знают и трепещут!

Манчары вырвался вперёд и поскакал к усадьбе Сабарая. Его конь резко остановился перед воротами усадьбы.

— Дурак безмозглый, разве я тебе сказал там чесать? — Старик, согнутый, как дуга оленьих нарт, и сидевший с оголённой спиной на тальниковом стульчике перед юртой, удивительно шустро повернулся и хлопнул табакеркой для нюхательного табака пожилого, болезненного вида человека по лбу. — Слепой, смотри, вот здесь, под правой лопаткой… вот там… А-а, а-ам!.. Как хорошо, приятно!

Манчары постучал черенком пальмы по воротам.

— Нохо, посмотри-ка, кто это там пришёл и стучится, мешает хорошо почесаться? — сказал старик и, сложив руку козырьком, стал разглядывать сам.

— Приехал хорошо одетый мужчина на коне с седлом в серебряном украшении. А дальше тоже едут какие-то люди, — сказал мужчина-хамначчит.

— Что ты сидишь и мямлишь, подлец?! Иди открой скорее! — Старик схватил свою рубашку, лежавшую на траве около него. — Смотри-ка ты, приехали почётные гости, а мы сидим и не видим…

Манчары подъехал на коне прямо вплотную к старику.

— Ты кто такой?

— Самый что ни есть спинной хребет, прочная основа здешнего края, самим Сабарай-баем называюсь я! — гордо произнёс старик, застёгивая пуговицы только что надетой рубашки. — Моё имя и звание должны знать все живые и мёртвые. Что ты за человек, которому так заложило уши, что не слышал обо мне? — Старик вознамерился его отругать. — А ты-то сам кто таков и кем являешься?

В это время прискакали друзья Манчары, бросили поводья коней на коновязи и, разбившись на пары, направились в юрты и к амбару.

— А ну давайте быстрее! — приказал им Манчары.

Сабарай увидел берестяные маски и вымазанные сажей лица и оторопело завертелся волчком: принять за правду — опять-таки походит на игру; сказать, что это игра, — опять-таки похоже на правду…

— Так это ты являешься тем самым Сабарай-баем, который избивает немощных, порет бедноту розгами, а свой кулак считает превыше закона? — Манчары просунул поводья к столбу сеней юрты. — Ты, да?

— Я… я… — не разобравшись, в чём дело, и не зная, отрицать или подтвердить сказанное, пробормотал Сабарай. — Да ведь хамначчит-подлец не может обходиться без розги!

— А тойон?

— Как-как?.. — не понял Сабарай и вскинул голову.

Лицо его было испещрено морщинами, глазки тускло заморгали.

— А пороть тойона нужно или не нужно?

Сабарай снова растерянно заморгал и осмотрелся, сморщил своё дряблое лицо, пытаясь изобразить улыбку.

— Какая неуместная шутка…

— А мы не шутим!

— Но это вы… кто такие?

— Сейчас узнаешь, кто мы такие!

Послышался треск взламываемой двери; в юрте раздавались неразборчивые визгливые голоса.

— Задери кверху рубаху! Спусти портки! Встань на колени! — Манчары выхватил нагайку-тройчатку из высохшей сыромяти, заткнутую за перекладину юрты. — А ну!

— А… как это?.. — Лицо Сабарая исказилось в слёзной гримасе.

— Не знаешь, да? Забыл, как ты истязаешь своих хамначчитов? Вот так! — Манчары схватил Сабарая за волосы и, пригнув вниз, задрал ему рубаху, завязал её на голове и огрел тройчаткой.

— Ой!.. Ух!.. — завопил Сабарай. — Спасите!..

— Так и надо! Знай, каково бывает, когда бьют! — Тройчатка из высохшей кожи свистела над баем.

Из юрты вдруг вырвался пронзительный визг женщины.

— Господин… — начал трусливо приближаться сухощавый хамначчит, чесавший старика. — Господин… Это хозяйка кричит. Наша хозяйка очень добрая… очень сердобольная…