Сергей Сержпинский - Снайпер-инструктор

У батальона получилась передышка. Грише я помог перевязать бинтом подбородок, и он предложил обратиться к Карпову, чтобы тот отметил в наших снайперских книжках количество уничтоженных нами немцев. По истраченным патронам мы посчитали, что каждый из нас уничтожил по тридцать фашистов. Снайпера зря патроны не тратили. Но капитан сначала сказал: «Дайте отдышаться». Затем ни у кого не нашлось карандаша, и он пообещал сделать запись позднее, когда будет возможность.

Но такой возможности не оказалось, потому что Карпов погиб во время контратаки противника, которая вскоре началась. Без командира, разрозненные отряды красноармейцев, стали отступать. Немцы получили подкрепление, и на их стороне оказался численный перевес. Где была остальная часть нашей дивизии, не понятно.

Я мог даже попасть в плен в этом бою, потому что сидел в засаде в конторе, на втором этаже депо, и не заметил, как наши солдаты отступили. Я увлёкся стрельбой по бегущим к депо немцам, а когда опомнился, то по лестнице уже слышался топот их сапог. Мне пришлось почти в упор из парабеллума застрелить троих солдат, поднимавшихся ко мне на второй этаж. В другую группу гитлеровцев я бросил гранату, и, воспользовавшись задымлённостью, прячась за паровозы, быстро пробежал мимо немцев. Из-за дыма они меня не разглядели. В мастерской, в этот момент, что-то горело, всё помещение заволокло густым дымом, и это меня спасло. От усталости и нервного состояния я находился в полусне, всё словно происходило не со мной. Отступая и отстреливаясь, наши бойцы вернулись в прежние траншеи, в которых сидели солдаты из других батальонов. Отступившие бойцы со злостью накинулись на них с кулаками, ругаясь матом.

– Вы, почему не пришли к нам на помощь! Все наши жертвы и усилия пропали даром!

Солдаты растерянно оправдывались, что от командования не поступало приказа, что они тут не причём.

По траншеям и ходам сообщения я, вместе со своим взводом, пошёл искать командира полка, заглядывал в блиндажи, спрашивал встретившихся на пути бойцов. Неожиданно, рядом с траншеей, взорвалась мина. Услышав её свист, я едва успел присесть. Ребята, шедшие за мной, крикнули: «Мишку студента ранило!» Все бросились к нему. В его, залитом кровью, лице я не сразу узнал того парня, которому на кануне помогал писать письмо девушке.

Ребята говорили: «Ему пол черепа снесло». Мишку, с окровавленной головой, под руки привели в ближайший блиндаж, там оказалась санитарка, перевязывавшая раненых. Она с ужасом посмотрела на человека без верхней части черепа. Было хорошо видно сильно повреждённый мозг, однако жизнь раненого ещё продолжалась. Он даже что-то не внятно отвечал на вопросы растерявшейся санитарки и спокойно сидел напротив неё без посторонней поддержки. Но его жизнь продолжалась считанные минуты. Внезапно он упал и умер. Всё происходило на моих глазах. Наука, наверное, не смогла бы объяснить это чудо, когда человек продолжает жить и отвечать на вопросы при отсутствии части мозга.

Когда я шёл дальше искать командира полка, то постоянно думал о Михаиле Скворцове. Он был моим хорошим товарищем, и теперь его не стало. От пережитого в эти роковые минуты, грудь сдавило, на глаза наворачивались слёзы. Снайпера тоже молчали, старались сдерживаться от не нужных эмоций. Командира полка я нашёл в блиндаже вместе с командиром дивизии. Они сидели за столом с несколькими офицерами и склонились над картой, лежащей перед ними. Часовые не хотели меня впускать, но я оттолкнул их и заглянул в блиндаж. Устинов и Петерс заметили меня и велели зайти.

– Старшина, ты откуда?

– Из первого батальона. Там капитан Карпов убит, – сообщил я, едва сдерживаясь от слёз.

– Почему отступили от депо? – спросил строго Петерс.

Я рассказал всё по порядку, как захватили депо, как я чуть не попал в плен и удачно ушёл от немцев.

Генерал нахмурился и с досадой произнёс:

– Карпов не побеспокоился, не заставил связистов провести связь с командным пунктом. Тебе майор, я бы устроил мордобой, но эту ошибку спишу на твою неопытность. Командиру надо управлять боем, а не сидеть в блиндаже.

Петерс встал из-за стола, нервно ходил взад – вперёд.

– Кого назначишь командиром первого батальона? – спросил он Устинова.

– Даже и не знаю, – развёл руками майор. – Может, вы подскажете, товарищ генерал?

– Подскажу. Вот сидит здесь старший лейтенант Коваленко. Его и назначим.

Коваленко в растерянности встал, и, глядя на Петерса, начал возражать:

– Да я в первом батальоне и людей то не знаю. Моё дело снабжением заниматься. Я не боевой офицер.

– Дела по снабжению передашь своему помощнику, а в батальоне у тебя будут другие помощники. Там есть опытные офицеры, но они между собой спелись и нужен человек со стороны, чтобы держать дисциплину. Всё, принимай батальон, это приказ!

Коваленко встал, на его лице было выражение испуга, но больше он не произнёс ни слова, даже формального «есть». Командир полка повёл его в первый батальон, чтобы представить бойцам. Я задержал Устинова за руку и спросил:

– А мне, товарищ майор, со своим взводом что делать?

– Действуй так же, – ответил он и вышел из блиндажа, вслед за Коваленко.

Я хотел тоже идти, но Петерс спросил меня:

– Старшина, потери во взводе есть?

– Со мной сейчас только 17 человек, – вытянулся я перед генералом. – Все потери мне не известны. Возможно, кто-то оказался в других подразделениях, но знаю, что погибли пятеро и трое ранены.

Генерал покачал головой и махнул рукой: «Иди». В траншее, возле блиндажа поджидали меня снайпера. Я разъяснил им задачу, что сейчас снова будем штурмовать мастерские депо и нам надо действовать так же, как и при первом штурме.

До глубокой ночи шёл бой, при освещении ракет и пожара. От взрывов снарядов горели некоторые вагоны, а вдали горели дома посёлка Розенау. Депо захватили, и до утра нам удалось поспать часа четыре. Во многих местах, не далеко от нас, продолжались бои всю ночь, а нам повезло, что удалось отдохнуть.

Утром пришла весть, десятый форт сдался.

Седьмого апреля продолжались упорные бои за пригород Кёнигсберга, посёлок Розенау, который располагался вблизи депо. Это был крупный населённый пункт. Вместе с нашей дивизией, с левого фланга, вела бой двадцать шестая дивизия. Артиллеристы поставили орудия на прямую наводку и эффективно уничтожали огневые цели противника.

Мы с Гришей находились в третьем батальоне, который воевал впереди основных отрядов 21-го полка. Другие два батальона шли следом, берегли силы. Дома здесь, на окраине, в основном деревянные, дачного типа, окружённые садами. Из одного такого дома интенсивно стреляли. Мы с Григорием стали уничтожать гитлеровцев, ведущих огонь из окон. После этого, оставшиеся в живых немцы, уже боялись высовываться, и стрельба прекратилась. Под нашим прикрытием в дом вошли бойцы, мы зашли следом за ними, надеясь немного передохнуть и поесть. В доме находились двое мужчин в гражданской одежде и две женщины. Бледные от страха они ждали своей смерти. Возле окон лежали трое убитых гитлеровцев. Стреляли не трое, а больше, в том числе с чердака. Там возле мешков с песком, валялись гильзы. Мы стали спрашивать гражданских лиц, кто стрелял с чердака. Они говорили, что стреляли только эти трое, которые убиты. Мы сделали вид, что поверили, и сели за стол доедать оставшийся паёк. Немцев тоже пригласили с нами покушать. Они не ожидали от нас такой доброты, и в свою очередь поставили на стол бутылку вина, принесли солёной капусты и ветчины. В общении с ними я был переводчиком, и старался быть дружелюбным, хотя все понимали, что случись чего, опять будем стрелять друг в друга. Я догадывался, ведь эти парни и девушки тоже стреляли в нас, но мне на это было наплевать. В следующем доме получилась такая же ситуация. Только, что от туда стреляли, а, когда в дом вошли красноармейцы, то военных не, оказалось, были там одни гражданские лица без оружия. Среди гражданских, в основном, находились молодые парни.