Сергей Сержпинский - Снайпер-инструктор

– Нет, я русский, но изучал немецкий язык.

– Вы первый русский обращаетесь с нами вежливо и говорите по-немецки хорошо, – сказала женщина доброжелательным тоном. – Несите раненых в следующую квартиру, там у нас лазарет. Она проводила в соседнюю по коридору комнату. В полумраке здесь кто-то стонал. Потом, когда артиллеристы ушли, я попросил женщину показать нам, как пройти на чердак.

– Всё покажу, только там опасно, вы рискуете попасть под пули, – с беспокойством проговорила она.

Затем женщина взяла в квартире светильник-коптилку и, освещая путь, пошла впереди меня по тёмному коридору. Гриша с хмурым видом следовал за нами и тихо мне сказал: «У этой немки родственники наверняка воюют, она сейчас нас заведёт на мины. Не доверяй ей».

– Какой ей смысл нас вести на мину, – возразил я, – если на чердаке мина рванёт, то весь дом рухнет.

Женщина производила впечатление обычной труженицы. Одета она была просто, как и русские женщины в пожилом возрасте.

В конце коридора она показала дверь, за которой находилась лестница на второй этаж. Потом она повернулась ко мне и тихо, с опаской проговорила:

– Вы меня не выдавайте, на втором этаже прячутся двое наших мальчиков, они дезертиры и им грозит виселица, если попадут в руки немецких офицеров. Им будет безопасней сдаться вам в плен.

– Спасибо, что предупредили, – поблагодарил я и спросил:

– А там ещё кто-нибудь есть?

– По-моему никого, все ушли на первый этаж, тут безопасней…

Я поблагодарил женщину, и она вернулась в свою квартиру, затем я рассказал Грише о дезертирах. Он насторожился, вынул из кобуры пистолет. С опаской мы поднялись на второй этаж, держа оружие наготове.

Во всех квартирах на втором этаже, куда заходили было пусто, но в одной из них мы нашли этих «мальчиков», как выразилась добрая женщина. Мальчики, дрожа от страха, вылезли из кладовки с поднятыми руками, оба высокого роста, крепкого телосложения. Одеты они были в гражданскую одежду. Я спросил их, где оружие. Они пояснили, что спрятали его под кроватью, завернув в одеяло.

– Что будем с ними делать? – спросил я Григория.

– Пусть идут к чёрту. Они же в гражданской одежде.

Я сказал немцам, чтобы спустились на первый этаж и сидели вместе с другими немцами в любой квартире. После этого мы поднялись на чердак-мансарду. Там тоже было темно, в небольшие окна едва проникал мутный свет. Стёкла и рамы в окнах сохранились, и мы их открыли, чтобы стрелять. Гриша хотел зажечь зажигалку, чтобы осветить помещение, но я остановил его – нас могут заметить, если в окнах мансарды появится свет.

«Откуда могут стрелять вражеские снайпера? – рассуждал я. – Наверняка тоже с чердаков и с близкого расстояния. Всё же плохая видимость из-за дыма».

Крыша здесь была из толстой черепицы, она сохранилась, несмотря на стрельбу. Возможно черепица, в какой-то мере, защищала нас от пуль. Мы устроились у окна с северной стороны. Вражеских солдат сразу не обнаружили, зато наших хорошо было видно, как они перебежками продвигались вдоль улицы, прячась за разные укрытия, состоящие из противотанковых надолб и других нагромождений. Около сотни гвардейцев пробрались внутрь квартала, рядом с нашим домом. Примерно, с восьмидесяти метров от нас, по ним открыли огонь немцы из пулемёта. Пулемётчиков мы быстро уничтожили. Затем стали замечать снайперов, которые вели прицельный огонь с чердаков ближайших домов, как я и предполагал. Мы их тоже перестреляли без особого труда, видимо, они были плохо обучены.

Из окна я наблюдал, как несколько красноармейцев подобрались с фланга к танку, до башни врытому в землю. Это тот танк, который очень мешал продвижению полка. Гвардейцы заложили возле него взрывчатку, потом спрятались за дом, подожгли бикфордов шнур и танк взорвали. Он не мог двигаться, поэтому танкисты являлись смертниками. Фашисты часто использовали смертников: например, приковывали пулемётчиков цепями возле бойниц.

Выполнив свою работу, мы с Гришей спустились с чердака, и вышли на улицу. Во дворе артиллеристов и пушки уже не было. Дым, словно густой туман, продолжал закрывать небо. Пахло гарью, и тяжело было дышать. Со всех сторон слышалась стрельба. Среди треска стрелкового оружия, выделялись выстрелы пушек и взрывы снарядов.

Стоя возле крыльца, чтобы успокоить нервы, мы решили закурить. Дрожащей рукой Гриша взял у меня папиросу из пачки «Казбека», прикурил от моей папиросы, и с наслаждением вдыхал дым хорошего табака. Этот момент мне почему-то запомнился. Мы вновь шутили, что и так дымно, а мы курим.

– Если выживу, то буду рассказывать своим детям, как мы тут воевали, – высказал я, пришедшую в голову мысль.

– Доживём ли до такого времени? – вздохнул Гриша.

– Это как судьба распорядится, я готов умереть, но и пожить ещё хотелось бы. Пока мне везло и тебе тоже.

Постояв немного, мы пошли в обратном направлении по улице, в сторону командного пункта.

Постепенно гвардейцы теснили врага, углубляясь в огромный город. Ближе к реке стояли трёх – пяти этажные здания, ещё не сильно разрушенные. Вспоминая макет города, я отмечал точность изображения на макете этих зданий.

Со вчерашнего дня гвардейцы ничего не ели, пайки закончились, да и некогда было думать о еде. Всё же мы не удержались и зашли в «кафе», когда увидели такую вывеску на стене дома с выбитыми стёклами. Как и следовало ожидать, там не нашлось даже крошки хлеба.

Фотография из семейного архива. Бой в Кёнигсберге.

В Кёнигсберге стояли на улицах белые трамваи, они хорошо сохранились, казалось, что трамвай ждёт пассажиров и скоро поедет дальше.

По распоряжению командира полка я собрал снайперов в группу. Их осталось пятнадцать человек. Не только полк, но и вся дивизия сократилась, примерно вдвое. Потери были большие. Об этом я слышал из разговора между Петерсом и Устиновым. В план действий дивизии были внесены коррективы, в связи с уменьшением численности личного состава. Наш полк сосредоточили на одной улице, а по плану должны были воевать на двух параллельных улицах. Кольцо вокруг обороны врага сужалось, и можно было позволить нашим войскам плотнее группироваться.

В полдень, подсчитав потери, дивизия вновь пошла в наступление. Немцы отчаянно сопротивлялись, приходилось драться не только за каждый дом, но и за каждую квартиру. Впервые, я увидел, как применяли огнемёты. Из пушек танков сначала стреляли по верхним этажам зданий, вынуждая немцев спускаться вниз, а затем из огнемётов стреляли в проёмы окон, заливая огнём первые этажи и подвалы. После такой атаки гитлеровцы, которые уцелели, выбегали из здания сдаваться в плен. Однако такой метод применяли не часто, ибо увеличивалось число пожаров, и без того задымивших всё вокруг.