Сергей Сержпинский - Снайпер-инструктор

Старшина зачем-то отошёл в сторону к домам и подорвался на мине. Меня по щеке ударил кусок его тела. Я почувствовал не приятный запах содержимого кишечника, судорожно начал искать на земле, чем бы вытереться, нашёл лоскут от гимнастёрки, вытер лицо. А шедшего с нами младшего лейтенанта, от взрыва ранило в грудь осколком. Мы положили его на снятую, одним из офицеров, шинель и потащили на командный пункт, который вскоре нашли.

Я сильно устал, хотелось спать, а ещё больше, хотелось есть. Майор Устинов руководил боем, не отходя от полевого телефона. Постоянно возникали проблемы, которые командир полка должен быстро разрешать. К нему было трудно подступиться, он всё время был занят. Тут же на полу, спали солдаты и офицеры. Я прилёг на грязные тряпки в подвале и мгновенно уснул. От нервного напряжения усталость накапливается быстрее. Но спал я не долго, меня разбудили, сообщив о смене дислокации. Связисты снимали телефонные аппараты, сматывали провода, другие солдаты выносили из подвала всё ценное имущество; ящики с боеприпасами, мешки с обмундированием и хлебом. Всё это погрузили на машины, сели туда сами и поехали через посёлок в сторону громыхавшего боя. На какое то мгновение, ветер разогнал густой дым, солнце пробилось сквозь него и стало светло. Но затем вновь надвинулись клубы дыма, и ночь опять закрыла всё вокруг.

На окраине посёлка полк собрался в одну колонну, затем двинулся в сторону горящего Кёнигсберга. Впереди находилась третья линия крепостных сооружений противника. Из разговоров начальства, я узнал, что перед нашей дивизией поставлена задача: прорвать эту линию обороны и выйти к реке Прегель, протекавшей через весь город, и впадавшей в Балтийское море. Однако сходу прорвать укрепления немцев нашей дивизии не удалось. Несмотря на сильную бомбардировку, немцы сохранили свои артиллерийские расчёты и пулемёты, которые обрушили на нас шквальный огонь. Вновь мы понесли потери, особенно в технике. Около десятка танков горели перед старинным немецким фортом.

В ночь, с 7-го на 8-е апреля, все три дивизии нашего восьмого гвардейского стрелкового корпуса, продолжали попытки прорвать оборонительную линию противника, за которой начиналась окраина Кёнигсберга, состоящая из одноэтажных домов. Дальше виднелись многоэтажные здания. Окраина сильно от бомбёжек не пострадала, основной бомбовый и артиллерийский удар наносился по центру города.

В эту тяжёлую ночь никто из солдат и офицеров не спали, даже те, которые находились в резерве. Утром, крепостные сооружения, советские самолёты подвергли сильной бомбардировке, и восьмой гвардейский стрелковый корпус преодолел этот рубеж. По приказу командира полка, я распределил снайперские пары по четырём штурмовым группам, которые двигались с боем вдоль двух параллельных улиц. Мне майор Устинов велел находиться на командном пункте в резерве. Мой напарник Гриша тоже был вместе со мной.

Командный пункт и одновременно наблюдательный пункт устроили на мансарде двухэтажного кирпичного дома. Это здание десять минут назад красноармейцы отбили у врага. Состояние у меня было полусонное, хотелось спать, но пока шли к зданию, рядом вдруг взорвался снаряд, и сонливость исчезла.

Связисты на новом месте установили телефонную связь. Вот связист, по приказу командира полка, стал крутить ручку полевого телефона, чтобы дозвониться до третьего батальона, но безрезультатно. Майор понял, что связь оборвалась, и приказал связисту:

– Сбегай в третий батальон, и передай мой приказ, чтобы расчистили проход в баррикаде, а то танки задерживаются. Ну, живо!

Семёнов, неуклюжий, мешковатый парень бросился бежать выполнять приказ, но запнулся и покатился с деревянной лестницы. Я засмеялся, а Устинов так сердито глянул на меня, что я поперхнулся.

В это время зазвонил телефон другой линии. Второй связист передал майору трубку. По разговору я понял, что звонил командир дивизии.

Устинов растерянно отвечал: «Так точно, я уже распорядился. Сейчас нахожусь на новом эн пэ. Есть усилить группировку…»

Бой шёл среди двухэтажных зданий, стоявших за квартал от нас. Командиру полка надо было разобраться в ситуации на месте, и он велел идти с ним двум офицерам и нам с Гришей. Немцы интенсивно стреляли вдоль улицы из танка, вкопанного в землю. Пришлось пробираться дворами, внутри квартала, часто перелезать через заборы. Здесь повсюду лежали убитые солдаты и мирные жители, недавно тут шёл бой. За каждым забором и сараем ещё час назад укрывались эти, теперь мёртвые люди. На талом снегу, прикрывшем битые кирпичи, лежала раненая девушка. Её одежда была в крови, она стонала, со страхом глядя на нас. Устинов посмотрел на неё и развёл руками: «Всем не поможешь. Надо воевать».

– Давайте хотя бы в дом её занесём, – предложил Гриша. Устинов с досадой махнул рукой, мол: «несите», и мы с Григорием понесли девушку, я за ноги, а он подхватил её под плечи. Поблизости стонал маленький мальчик, лет шести. Лейтенант тоже взял его на руки. Рядом стоял двухэтажный дом, во дворе которого, мы наткнулись на наших артиллеристов с пушкой сорок пятого калибра. Их было трое. Увидев командира полка, они вытянулись, поднося руки к каскам.

– Вы что тут сидите? Почему не воюете? – возмутился Устинов.

Артиллеристы стали оправдываться:

– Немецкие снайпера убили командира нашего дивизиона и лошадей, которые тащили пушки. Другие артиллеристы с пушками во дворах на той стороне улицы.

Устинов посмотрел на меня с укором:

– А почему твои снайпера не дадут отпор? Где они?

– Не знаю, вы мне приказали быть возле вас, – оправдывался я.

– Ладно, искать их, нет времени. Займись сам вместе с Григорием уничтожением фашистских снайперов. Потом доложишь мне о результатах. Раненых он велел занести в здание, перед которым мы находились, А сам с офицерами пошёл дальше. Григорий осторожно взял у лейтенанта стонущего ребёнка, а мне пришлось одному нести девушку. Артиллеристы увидели это и помогли мне. Дом был многоквартирный. На первом этаже вдоль коридора, при свете зажигалки, мы увидели несколько дверей отдельных квартир. Затем мы постучали в одну из них, и дверь сразу же открыли. Передо мной стояла пожилая женщина, а в комнате, в полумраке, я увидел большое количество гражданских людей. Видимо, из центра города, где часто бомбили, они перебрались на окраину. Бомбоубежищ поблизости не было, и люди оставались в доме.

– Извините, – спокойно сказал я. – Вы не подскажете, куда можно положить раненых мальчика и девушку?

Говорить я старался по-немецки без акцента, и это произвело на женщину впечатление. Опешив, она оглядела меня с ног до головы, и спросила: «Вы немец?» В комнате все люди тоже с удивлением смотрели на меня.