Иван Виноградов - Подробности жизни

В самом деле, это великолепно! Мы стали тогда не только сильнее перед непознанным, мы стали ближе и родственнее друг другу на своей Земле. «Мы» — это человечество. А еще русские и американцы. В этот день, как в далекую весну сорок пятого года, мы выступили здесь в содружестве и еще раз, как бы заново, узнали друг в друге союзников. Люди противоположных воззрений, военнослужащие двух уже не союзнических, отнюдь не союзнических сегодня армий, граждане двух миров (не инопланетяне, но наподобие того) встретились и обнялись высоко над Землей и объединились в совместном полете, в совместных заботах о жизни объединенного, общего для них корабля. У них там как бы образовалась новая маленькая планетка, на которой им предстояло согласованно и дружно работать, на которой только и можно, что дружить да сотрудничать, но никак не враждовать. И это было настолько очевидно, что даже мысли такой — о вражде или войне — ни у кого не могло возникнуть. Ни на одно мгновение! Здесь подразумевалась и подчеркивалась только дружественность всех членов экипажа, и никакими другими отношениями ее заменить было бы невозможно. Да, собственно, и не требовалось. Когда не помышляешь о войне — почему бы не дружить?

Кстати, здесь наглядно определилось, что и Земля наша не такая уж неоглядно огромная, как мы думали раньше. Особенно мало на ней суши — все океан да океан. И в общем-то, для большой современной войны она просто-напросто мала. На ней и без войны уже возникает тревожная необходимость в совместных работах и программах по обеспечению ее жизнедеятельности и жизнеспособности. В совместных повседневных трудах и заботах.

Так пусть же течет она, наша повседневная жизнь, размеренно и плавно, без опасных в наш век потрясений и взрывов! Есть большая спокойная красота в таком ее течении, во всех ежедневных ее повторениях и ритмах. Есть большая радость и великий смысл в нашем ежедневном утреннем пробуждении, в смене дня и ночи, зимы и лета, работы и отдыха. Бесконечно повторяется на земле человеческая любовь — и не становится от этого будничной. Многократно и в одном и том же облике является нам мечта — и не тускнеет от этого. Тысячекратно поднимается современный человек в воздух — и никак не утоляет своей жажды полета… почему и не переводятся, и никогда не переведутся на земле пилоты, космонавты, моряки, поэты. Наконец, не перестают рождаться, слава богу, каждый день рождаются дети, сменяя уходящих усталых тружеников, — и жизнь наша с каждым новым рождением человека обновляется и молодеет.

Спасибо вам, труженики ушедшие, и здравствуйте, приходящие в мир!

Ну а насчет того, что после ровно прожитой жизни нечего будет вспомнить, как печалятся некоторые, так об этом не надо сильно беспокоиться. Если не пришлось тебе преодолевать высокие горные вершины или силу земного притяжения, то сколько раз приходилось и еще придется преодолевать себя! А тут всегда найдется что вспомнить. И хорошо уже то, если не о чем будет пожалеть…

День ли прошел, год ли?

Снова была весна, только уже вступившая в зрелую пору, в полный расцвет своих сил и красок. Выдалась она в этом году ранней и бурной. Как только прошел, прошуршал, отсверкал на Неве ладожский лед, так сразу же качались теплые погожие дни, быстро и радостно засветилась новым живым светом молодая листва на деревьях, молодая трава в скверах и парках, и начали звать за город полевые и лесные дали — за Белоостров, за Кавголово, к Ладоге.

Была пятница, приятный предвыходной день. Виктор хорошо, без срывов, поработал и ехал домой с готовыми планами на субботу и воскресенье. Суббота отводилась на домашние дела, а в воскресенье надо выехать всей семьей на природу, хотя бы и недалеко, в какой-нибудь молодой березнячок, «подышать свежими веничками», как говорит Тоня.

Он сошел на своей остановке с автобуса и собрался незаконно перебежать через улицу, но увидел на той стороне Тоню и Голубую Таисию. Они только что вышли из двора и весьма целеустремленно направились на остановку. Виктор помахал Тоне рукой, но куда там! Женщины в момент разговора, действительно как тетерева на току, — ничего вокруг не видят и не слышат. А когда Виктор перебежал улицу, они уто́пали своими деловыми ножками довольно далеко. Ему оставалось или повернуть домой, или уж приналечь как следует, чтобы догнать.

Все-таки он решил догнать — хотя бы затем, чтобы спросить Тоню, когда ее ждать. Настроение у него было веселое, весеннее, так что немного пробежаться — не труд, а удовольствие.

Женщины замедлили шаг перед автобусной остановкой и стали в небольшую очередь ожидающих пассажиров. Когда к остановке подрулил, обогнав Виктора, желтенький «Икарус», Тоня и Таисия торопливо нырнули в среднюю дверь. Виктор вскочил в заднюю. Сразу посмотрел в их сторону. Токуют! Его даже любопытство разобрало: о чем это они так увлеченно? И… куда это они с таким душевным подъемом! В магазинчик какой-нибудь? Из за этой Таисии Тоня все активнее втягивается в покупательство.

Он стоял в двух-трех метрах, постоянно поглядывал в их сторону — и оставался незамеченным. Становилось даже забавно: сколько может продолжаться такая игра?

Рядом с ним токовали две девицы-акселератки, выше его ростом. Одна была грубоватая с виду, с распущенными волосами, другая аккуратненькая, розовенькая, говорливая. Пришепетывая и заплетаясь в словах, вторая рассказывала о каком-то знакомом парне, а растрепанная сопровождала ее рассказ своим прокуренным баритоном: «Во кретин!..», «Ну, идиа-атизм, честное слово!..» «Да ну тебя в нужник, Лилька, ни за что не поверю!»

Совершенно очаровательное создание!

Ехали сравнительно недолго, в сторону центра. Когда Тоня и Таисия вышли, Виктор тоже выскочил на тротуар, теперь-то уже совершенно готовый к неизбежной встрече. Он даже начал загодя улыбаться.

Но его как будто нарочно не замечали!

«Удобно же за вами следить, бабоньки! — усмехнулся он про себя. — Прямо находка для Штирлица!»

Он еще продолжал играть, вполне сознавая нелепость этого затянувшегося мальчишества. Ему было и смешно, и немного неловко, и уже почему-то невозможно было отстать, остановиться. Как во всякой начатой игре. «Вышел играть — играй!» — требуют тренеры. А тут еще и другое дразнило: открывалась какая-то новая, неизвестная ему потайная жизнь его безупречной Тони — под водительством этой Голубой соседушки.

Когда женщины завернули за угол дома, он невольно прибавил шагу, чтобы не упустить их, а когда скрылись в парадном — поторопился следом и вошел в подъезд как раз в то время, когда они, перейдя на шепотный разговор, поднялись на второй этаж.

Они позвонили на третьем. Там щелкнуло, звякнуло и приветливый женский голос проворковал: