Дмитрий Гусаров - Партизанская музыка [авторский сборник]

Через неделю без особого труда удалось установить, что этим орденом в мае 1942 года был награжден за мужество и отвагу в зимних походах боец партизанского отряда «Мстители» Уфимцев Павел Михайлович, родившийся в 1918 году в с. Белослудское Ирбитского района Свердловской области и до войны работавший на дорожном строительстве в Карелии. Чуть позже выяснилось, что Павел Уфимцев пришел в партизанский отряд 27 сентября 1941 года вместе с Василием Чуркиным, моим сослуживцем по отряду «Боевые друзья», о котором рассказано в повести «Партизанская музыка».

Находка ордена стала новым, теперь уже документальным и бесспорным подтверждением, что обнаруженные на высоте 195,1 останки принадлежат бойцам и командирам отряда «Мстители», что отряд не исчез бесследно и не был передан в состав 27-й дивизии, как утверждал Г. Н. Куприянов, а честно сложил головы в неравной схватке с врагом.

Впрочем, никаких новых доказательств этого уже не требовалось.

Осенью 1979 года мне позвонила по телефону сотрудница партархива Карельского обкома КПСС Полина Михайловна Кузьмина и сообщила:

— Еду в Днепропетровск, к герою вашего романа «За чертой милосердия». Угадайте — к кому?

Это был уже не первый случай, когда неожиданно объявлялись упоминаемые в книге участники бригадного похода, о послевоенной судьбе которых я ничего не знал. Так было с представителем разведотдела армии Д. Ситниковым, с политруком разведвзвода Г. Малюком, с командиром отряда им. Чапаева Н. Шестаковым… Но герой романа из Днепропетровска? Грешным делом, подумалось — уж не отыскался ли начальник штаба бригады Дмитрий Илларионович Колесник, уехавший в декабре 1942 года на учебу в Москву и в Карелию больше не вернувшийся? Ходили слухи, что он погиб при форсировании Днепра и даже удостоен посмертно звания Героя Советского Союза. Давно следовало бы выяснить, но все руки не доходят. А вдруг он?

— Ладно, все равно не угадаете, — прервала затянувшуюся паузу Полина Михайловна. — Нашелся Павел Оберемко. Да-да, тот самый, который в лагере военнопленных в Медвежьегорске рассказывал Ивану Соболеву, что видел погибший отряд «Мстители». После плена он служил в армии, с 1948 года живет в Днепропетровске.

— Как он отыскался?

— Из райвоенкомата недавно пришел запрос с просьбой подтвердить, что Оберемко действительно в 1942 году служил в партизанском отряде… Я уже списалась с Павлом, разрешение на командировку получено…

Да, не зря ветераны войны называют Полину Михайловну «партизанской мамой». Ей самой не привелось участвовать в партизанском движении, и свое поистине почетное звание она заслужила многолетней работой по объединению партизан в одну семью, по упорядочению архивов, по выяснению судеб и розыску тех, кого трудные послевоенные годы раскидали по всей стране. Во многом ее старание сделало возможным общий слет карельских партизан и подпольщиков в 1967 году и последовавшие за ним частые поотрядные встречи. Можно было радоваться и поражаться тому, как легко и быстро шестидесятилетняя женщина снималась с места, летела, ехала, плыла чуть ли не на край света, лишь появлялась надежда прояснить еще одну партизанскую судьбу.

— Вашей книги Оберемко не читал. Просит привезти. Может, дадите автограф?

— Конечно, конечно…

С нетерпением ждал я возвращения Полины Михайловны из Днепропетровска. Десять лет назад И. Ф. Соболев написал по моей просьбе подробнейшие воспоминания о военных годах — две тетради мельчайшей скорописи на обеих сторонах каждого листа… Я отнесся к ним с полным доверием. Мне по душе были и взволнованная сбивчивость рассказа, и внимание к деталям, и сиюминутность видения, словно бы автор не вспоминает о далеких годах, а говорит прямо оттуда, из-за черты милосердия.

С согласия автора, включая отрывок в роман, я слегка «успокоил» тон рассказа, придал ему некоторую, как мне казалось тогда, необходимую эпичность, убрал кое-какие излишества, а потом и сам жалел об этом — ну какие могут быть излишества в живом человеческом свидетельстве о пережитой трагедии?

Несколько смущало меня в рукописи одно. Эпизод о встрече с Оберемко был написан Соболевым на отдельном листе и пришпилен к воспоминаниям, словно автор забыл о нем и спохватился лишь тогда, когда обе тетради были уже заполнены. Возможно ли забыть и пропустить такое — встречу в лагере военнопленных с товарищем не только по отряду, но и по взводу, ведь Соболев и Оберемко служили в одном взводе! Тем более что эпизод этот написан как бы и не сразу, а после перерыва и каких-то раздумий — спокойным, более четким почерком, не так вдохновенно и поспешно, как вся рукопись. Судя по воспоминаниям 1970 года, Соболев ничего не знает о послевоенной судьбе Оберемко. Вдруг отыскавшийся Оберемко не подтвердит показаний о гибели отряда?

Но мои опасения оказались напрасными.

Не знаю, испытывала ли что-либо подобное Полина Михайловна, когда ехала в Днепропетровск, но вернулась она довольная и даже счастливая не только тем, что прояснилась судьба еще одного бывшего партизана, но и тем, что подтвердились свидетельства другого, да еще выявились кое-какие новые имена.

Память у Павла Оберемко оказалась отличной. Он еще не читал романа «За чертой милосердия», ничего не знал о Соболеве, но в основном сходно повторил то, что рассказывал в 1942 году в лагере военнопленных Соболеву. Кроме того, Павел Оберемко сообщил, что в санчасти медвежьегорского пересыльного лагеря военнопленных он встретил партизанку из другого отряда Надю, которая в апреле 1942 года раненой попала в плен во время неудачной операции в Заонежье. Потом, по слухам, она участвовала вместе с несколькими мужчинами в побеге и в лагерь больше не вернулась…

Я слушал рассказ Полины Михайловны о поездке, радовался вместе с ней, понимал, что судьба партизанки Нади станет ее новой заботой, и еще не мог предполагать, что эта судьба будет так тесно переплетена с моими поисками.

Тогда я не читал официального письменного отчета Полины Михайловны о командировке, а в нем, как оказалось позднее, был даже не один, а целых два кончика нити, которая могла на несколько лет ускорить выявление того, что стало известным лишь теперь. Правда, для этого надо было знать многое другое, что тоже выяснилось не сразу.

Но, как говорится, всему свой черед. В ту пору я вплотную был занят «Партизанской музыкой», а свою задачу в отношении «Мстителей» видел лишь в том, чтоб поскорее вернуть отряд из разряда без вести пропавших.

9 января 1981 года я направил письмо первому секретарю Карельского обкома КПСС И. И. Сенькину с просьбой внести, наконец, ясность в судьбу партизанского отряда «Мстители»… Напомнив кратко историю отряда, я писал, что в настоящее время, на мой взгляд, имеются достаточные и убедительные свидетельства для того, чтобы пересмотреть решение военных лет и считать отряд «Мстители» не пропавшим без вести, а погибшим в боях за Родину.