Дмитрий Гусаров - Партизанская музыка [авторский сборник]

В будущем, когда появится обобщающее исследование по проблемам плена и военнопленных в годы Великой Отечественной войны, историки, я уверен, неизбежно отметят тот факт, что мыслью о побеге жил почти каждый советский воин, оказавшийся в плену, что мысль эта не давала покоя сильному и слабому, смелому и робкому. Ведь оказаться в плену и сдаться в плен — это не одно и то же. Наша официальная военная историография слишком долго делала вид, что проблем плена вообще не существовало. У нас нет даже приблизительной статистики, охватывающей все побеги советских бойцов и командиров из фашистских лагерей, да она теперь едва ли осуществима — прошло так много лет. Документальное подтверждение можно найти лишь о тех побегах, которые имели благополучное завершение, и можно предполагать, что их было во много раз меньше, чем неудавшихся, которые по глубине трагизма, истинности непоказного мужества ни в чем не уступают фронтовому героизму.

И все же лед тронулся. В 1987 году издательство «Мысль» массовым тиражом выпустило исследование Е. А. Бродского «Они не пропали без вести», посвященное героической истории подпольной организации «Братское сотрудничество военнопленных», которая действовала в фашистских лагерях на территории Германии. В книге приведены фамилии пяти тысяч членов этой организации, расстрелянных в лагерях Дахау, Залине и Маутхаузене с июля 1944 г. до конца войны. Автор широко использует западные печатные источники. В частности, он приводит свидетельство западногерманского исследователя X. Пфальмана, что за первые четырнадцать месяцев войны (до 1 сентября 1942 г.) из фашистского плена бежали 41 300 советских солдат и офицеров. Цифра едва ли полная, но она впечатляет!

Сравнительно с общим числом военнопленных, измеряемым миллионными цифрами, совершали побеги немногие — десятки тысяч, но думал о такой возможности для себя, наверное, каждый.

Свобода — вот она, рядом… Казалось, стоит вырваться за колючую проволоку — и ты спасен! Мир такой огромный, он укроет тебя лесами и оврагами, воля даст силу и крылья…

Бежали не только от голода, холода, непосильной работы и издевательств, не только от страха медленного умирания. Бежали от отупляющей униженности и позора.

Все знали: плен — это позор. Так были воспитаны. Со школьной скамьи помнили слова князя Игоря и Долорес Ибаррури: «Луце жь бы потяту быти, неже полонену быти», «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях…»

Осознание этого с особой укоряющей силой и остротой приходило к человеку, когда он оказывался за колючей проволокой. К одним — сразу, к другим — позже.

Самые отчаянные и нетерпеливые срывались в побег с первого пешего этапа, выпрыгивали на ходу из вагонов, бежали с мест работы, лишь чуточку отвернется конвоир. И чаще всего гибли от посланной вдогонку очереди или через день-два, неделю, истерзанные до бесчувствия, вновь оказывались в лагере, чтобы стать, по замыслу охраны, суровым назиданием для других.

Но урок-то получался двоякий: слабых он действительно подавлял, смирял с безотрадной судьбой, сильных — учил опыту, предусмотрительности и хитрости.

Бывший связист радиостанции 126-го отдельного батальона связи Р. С. Нищев первый побег совершил на десятом дню плена, когда находился во временном распределительном пункте в поселке Кумса-2.

Бежали вчетвером. Ночью 17 декабря 1941 года сделали в снегу подкопы под колючей проволокой и без оружия, без продуктов ринулись на восток, благо до фронта, по их подсчетам, было меньше ста километров.

Через сутки их, изнуренных и обморозившихся, снова доставили в распределительный пункт. Им повезло. Захватившие их финны из строевой части не знали, что имеют дело с беглецами, а на допросах в лагере удалось отговориться тем, что ходили якобы в соседнюю деревню доставать продукты.

Дело ограничилось двадцатью пятью розгами каждому за самовольную отлучку.

Подобных спонтанных попыток было множество, они продолжались всю войну, но редкие из них приносили удачу.

Известный карельский писатель Николай Яккола в свой мемуарной повести «Верность» рассказывает, как из трудового лагеря в глубине Финляндии в 1943 году бежала группа русских военнопленных. Работая на лесозаготовках, они оглушили охранника, забрали его автомат, бросились в побег и через два дня были поодиночке перебиты преследователями.

Горький опыт учил, что без четко продуманного плана, без тщательной подготовки рассчитывать на успех не приходится.

Таким — дерзко задуманным, тщательно подготовленным и успешно осуществленным — был побег «девятки» из медвежьегорского лагеря в 1943 году.

Потому-то он и вызвал не только недоверие, но и обидные подозрения, а для троих участников — самые тяжелые последствия.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ОПРОСА Н. Е. ШАМАНИНОЙ 6 ИЮЛЯ 1943 ГОДА

«В сентябре 1942 года из нашего лагеря „RE“ сбежало трое военнопленных: Гринь, Ткаченко и Показантьев. В пути они наскочили на мины. Гринь и Показантьев были ранены, в результате чего все они были задержаны и возвращены в лагерь. Ткаченко был заключен в изолятор, а Гринь и Показантьев помещены в лазарет для лечения, где я за ними ухаживала. Они-то и рассказали мне о своем неудачном побеге. Гринь, когда дело пошло на поправку, говорил мне, что он опять убежит, и просил, чтоб я помогла достать им три пары лыж. Я ответила, что такой возможности не имею. Все же, желая им помочь, я решила поговорить с Орловым, который работал поваром за пределами зоны. Я знала его как хорошего и энергичного человека. Знала, что Орлов имеет незаконченное высшее образование, что в армии служил танкистом. Встретившись с ним, я сказала, что думаю бежать из лагеря, и попросила его помочь. Орлов засмеялся и спросил: „Знаешь ли ты, с кем разговариваешь?“ Я сказала: „Если ты способен, то иди, выдавай!“ Далее Орлов мне объяснил, что никому он заявлять не будет, что он тоже давно имеет желание бежать, и предупредил, чтоб я вела себя поосторожнее, что в лагере есть разные люди… Кому я думала оказать содействие, я Орлову не сказала.

В феврале Гриня, Ткаченко и Показантьева отправили в глубь Финляндии, в лагерь беглецов. Перед отправкой я отдала Гриню компас, который хранился у меня в матраце.

Я несколько раз беседовала с Орловым о побеге. Договорились бежать вдвоем. Орлов говорил, что без оружия он не пойдет, что этот вопрос надо основательно разработать, чтобы не попасть обратно в лагерь. Я предлагала бежать через озеро. Орлов был против этого и говорил, что если убежим, то сначала надо направиться в тыл, на запад, а потом к советской стороне. По этому вопросу я и Орлов много говорили, но конкретно срока и плана не намечали.