Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

С момента возвращения со службы Симон зачастил в дом Сантосов. Несколько раз даже приглашал Руту в клуб, и они отправлялись туда вместе. Казалось, что все уже пошло на лад. Менаша очень радовался этому… Но не успел сержант еще освоиться с гражданской жизнью, как снова довелось собираться в путь.

А в день перед отъездом на сборы, когда Симон после свидания вернулся на рассвете домой, отец понял, что между ним и Рутой пробежала черная кошка. Видимо, их дружбе конец.

Сколько ни допытывался отец у сына, желая узнать, что произошло, почему он такой мрачный, почему вернулся со свидания такой расстроенный, тот упорно молчал. И уехал, так ничего и не рассказав отцу.

Отец ни о чем другом не думал. Никак не мог попять, что же такое произошло между Рутой и Симоном. Пытался выяснить что-нибудь у Руты, но и это оказалось бесполезным делом. Упрямая и насмешливая, она только пожимала плечами и говорила о чем угодно, только не о том, что произошло между ней и Симоном.

Вскоре девушка получила от Симона письмо, но оно осталось без ответа. Что она могла ему ответить, если он подробно описывал, какие сапоги ему выдали и как его там кормят?

Рута видела, как Леся вся светится от счастья, получая письма от Шмулика, как по нескольку раз их перечитывает, и ее неожиданно охватила зависть, и она еще больше разозлилась на Симона, который не умеет даже толковое письмо написать. Такое письмо, где хотя бы намек на любовь сквозил…

В конце концов Рута постепенно примирилась с мыслью, что счастье от нее отвернулось, и окунулась с головой в работу. Никого из ребят не хотела видеть, никого не хотела знать. Занята она теперь была по горло. Целая гора работы, можно сказать, свалилась на нее и на ее девчат. Не хотелось ударить в грязь лицом, и пришлось выполнять нормы и за мобилизованных ребят, делать такие работы, которые раньше выполняли только парни. Теперь она и ее подруги имели дело с лошадьми, машинами, они качали воду из Днестра, бороновали — и чего только не делали, выполняя много непривычного для девичьих рук. Но что поделаешь, когда столько молодых рабочих ушло из артели!

Однако со всем этим можно было бы мириться, если бы со всего мира не приходили такие тревожные вести. Они никому не давали покоя. Рейзл уже даже не решалась рассказывать, что пишут из разных мест люди, которые должны были приехать этим летом в Ружицу на отдых, в гости, в отпуск к матерям и близким. Не говоря худого слова, они писали, что, в связи с тревожными событиями в мире «и вообще», даже не представляют себе, когда смогут приехать…

Как раз в это тревожное время неожиданно нагрянул из Москвы старший брат Сантоса — Пинхас Сантос. Хотя гость был всего лишь на пять лет старше виноградаря, но голова его уже была совершенно седая, а глаза были скрыты под большими роговыми очками. И это в то время, когда все отлично знали, Сантосы никогда до глубокой старости не носили очков. И вообще этот Пинхас совсем не походил на своих предков…

В отличие от них Пинхас не был виноградарем, как его братья. Он был профессором в крупной московской клинике, и его имя было известно всей стране.

Родился он, правда, как и вся его родня, в Ружице и в юности трудился вместе со всеми на плантациях. Еще совсем молодым он ушел на фронт гражданской войны. Ушел — и как в воду канул. После войны судьба забросила его в Москву, и там он поступил учиться на рабфак. Затем его направили в мединститут.

Узнав о том, что Пинхас учится на врача, изменив тем самым родовой профессии, Гедалья возмутился. Он счел это изменой и не захотел и знать его, редко отвечая брату на его письма. Подумать только! Никогда в семье Сантосов и не пахло врачами, с какой же стати он уехал в большой город и занялся непривычным делом? Что, ему мало места было в поселке? Мало работы на винограднике? Чего его туда понесло?!

И злость на брата не проходила, а, наоборот, разгоралась. Вскоре они вовсе перестали переписываться. «Ну, пусть так, — размышлял Гедалья на досуге, — ты стал врачом. Так приезжай домой, в Ружицу, и лечи здесь людей. Здесь тоже живут люди — и неплохие. Здесь тоже бывают больные, которые нуждаются в помощи. И как-никак ты свой врач! Измерил бы заболевшему температуру, прописал бы какие-нибудь порошки, микстуру, пощупал бы пульс». Правда, Пинхас как-то писал, что он по из тех врачей, которые меряют температуру или щупают пульс. Он невропатолог. Что такое невропатолог, Гедалья не имел ни малейшего представления. Когда кто-то объяснил, что Пинхас лечит больные нервы у людей, Гедалья пришел к выводу, что тот лечит просто сумасшедших…

Да, нечего сказать, хорошенькую профессию избрал себе брат!

Естественно, много работы у Пинхаса здесь не было бы. Сумасшедших здесь, слава богу, нет, если не считать Шому, который разносит по домам воду из родника. Но его, конечно, сам господь бог и то не вылечит; он, кажется, не столько сумасшедший, как притворяется им. А это неизлечимо. Он в этой роли чувствует себя вовсе не плохо. Он крепкий, здоровый парень, который не любит перерабатывать. Принесет хозяйке пару ведер воды из родника, она ему подает добрую миску борща с куском мяса, кружку вина. Он тут же выпивает, пускается на улице в пляс, начинает громко петь. Нет, все-таки Шома сумасшедший! Как уже было сказано, он немного сумасшедший, немного притворщик. Но как бы там ни было, с ним весело. И его кормят, жалеют. Подумать только, какой вид имело бы местечко, не будь здесь своего шута горохового…

Так вот, ради одного Шомы приехать Пинхасу, бросить столицу и поселиться здесь, конечно, нет никакого смысла. Но если б он все же приехал, нашлись бы для него пациенты в округе. Как-никак врач он не простой, а с именем. Профессор! Вот возьмите, например, Почтовую Рейзл. Она одна могла бы дать работу трем лекарям. Вот она недавно решила, что ей были бы к лицу новые зубы, металлические. Что же она сделала? Написала в Киев самому министру трогательное письмо, а он, видимо, вежливый человек и добрый к тому же, поэтому тут же ответил, что она может приехать и ей незамедлительно вставят новые зубы. Из столицы она возвратилась писаной красавицей. Ее трудно было узнать, и весь поселок, все люди сбежались смотреть на ее зубы. Старожилы называли ее отныне «Рейзл с министерскими зубами». Она возвратилась не только с новыми зубами, но и с новой прической, и на эту прическу с завистью смотрели девчата. Ей не давали прохода из-за зубов и прически. И Рейзл сказала, что из-за этого у нее нервы разыгрались и не мешало бы их подлечить. И уже снова подумывала, какое письмо состряпать доброму министру…

Короче говоря, Гедалья теперь думает, что, хотя брат и необычный доктор, но, живя здесь, в Ружице, он бы нашел себе дело. Но нет! Пинхас не хотел слушаться доброго совета. Работал в московской клинике, пока нс стал профессором…