Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Гедалья Сантос прижался к скале, следя за стервятниками. Он проклинал их неслышными в этом грохоте проклятиями. Ему казалось, что все это снится. Но тучи дыма и огня на околице, мечущиеся в панике женщины и дети вернули его к действительности, и он понял, что это не сон…

Симха Кушнир стоял посреди улицы, задрав высоко голову и одной рукой придерживая щеку, по которой текла кровь. Где-то в стороне звали на помощь раненые, и никто нс представлял себе, что произошло и что надо делать.

Самолеты были уже далеко, они ушли в сторону железной дороги, к городу, но все еще грохотал их бешеный гул, долетала пулеметная дробь.

Люди постепенно стали выбираться из своих укрытий, смотрели друг на друга, не представляя себе, что это и есть война, одного упоминания которой они так боялись, что стряслось что-то невообразимое, а главное — непоправимое.

Пинхас Сантос выскочил из дому с белой рубахой в руках, которую рвал на полосы. Он перевязал Симхе Кушниру рану, велел собрать раненых в одно место и поискать марлю и белое полотно. Он сказал, что только окажет первую помощь здесь и поспешит к другим раненым. Вокруг все шумело. Плакали, голосили женщины, притаились в страхе дети. Некоторые спешили на окраину тушить пожары.

— Боже мой, неужели это война? Какое горе!

— Что же с нами будет? Куда нам деваться?

— Спокойно, зачем этот галдеж? — отозвался Симха Кушнир, и лицо его искривилось от боли. — Мне кажется, что это какое-то недоразумение… Летчики ошиблись и сбросили невзначай бомбы. Немец не отважится напасть на Советский Союз, тут ему могила! Он это хорошо знает… Есть договор у нас с ними, где черным по белому сказано…

— Дурень! — обрушилась на него испуганная Рейзл. — Ты посмотри на свою щеку, на эти пожары! Тогда поймешь, что означают для Гитлера договоры…

А в это время Перец Мазур и Петро Гатчинский уже обрывали телефон в канцелярии, пытаясь дозвониться в район, узнать, что произошло и как дальше быть, что делать. Но телефон молчал.

Не успели люди погасить пожары, а Пинхас Сантос — перевязать всех раненых, как снова послышался раздирающий душу рев. Это возвращались бомбовозы с черными крестами. Теперь они уже шли на большой высоте. Люди быстро рассыпались кто куда, укрылись где попало и со страхом следили за грозными самолетами.

Перец Мазур и Петро Гатчинский по-прежнему сидели в канцелярии, все еще надеясь на чудо, но телефон упорно молчал. Только теперь они заметили, что выбиты все стекла. Весь пол был усеян густым слоем осколков. Телефон безмолвствовал, и они оказались оторванными от всех и вся. Это было страшнее всего. Поняв, что с телефоном ничего не выйдет, они велели конюхам не мешкая оседлать копей. В районе они все узнают.

С крутой горы спускался, тяжело опираясь на свою суковатую палку, старый Мейлех Мазур. Вид у него был грозный и мрачный.

Повсюду стояли кучки людей, они спорили, что-то доказывали и плакали. Увидев бывалого солдата, почтительно расступились.

— Чего собрались? — закричал он. — Чего вы ждете? Милости от фашистских извергов? Видали, как эти гады стреляли по мирным жителям, по женщинам и детям, как бросали бомбы на наши хаты?.. Беда обрушилась на всех нас. Надо что-то предпринимать.

— Что же нам делать, реб Мейлех? Ведь вы старый солдат и все знаете…

— Оттого, что будете болтать и плакать, толку по ждите.

— А что же прикажете делать? Вот съездят в район Перец и Петро Гатчинский, там им дадут указания…

— Какие могут быть указания? Видимо, немец напал на нас неожиданно. Без объявления войны. И в районе знают не больше нашего.

— А где же наш москвич Пинхас, может, он что-то знает?

— Сантос побежал в медпункт, раненых перевязывает. Вот и все, что он знает.

— Да… Положение, скажу я вам! А все же мне кажется, что прежде всего надо всем взяться за лопаты и рыть на огородах окопы, ямы, щели. Если немцы снова налетят, чтобы было куда укрываться…

— Что ж это получается: немец бомбы будет швырять на наши головы, а мы в могилах будем сидеть?

— В могилах будут фашистские гадюки! — совсем рассердился старик. — Нужно укрываться в окопах от осколков… И не до шуток теперь!..

— Мне кажется, что Мейлех прав, — поддержал старика Симха Кушнир, придерживая рукой повязку на щеке, — надо рыть окопы. А в район надо передать, чтобы пас снабдили оружием. Тут вокруг горы, и мы не пропустим немцев. Встретим огнем…

— Симха, дорогой, — сказал Гедалья Сантос, — ты со своей щекой пошел бы лучше домой, Тут без тебя обойдемся. Ты, конечно, большой стратег, но не болтай глупостей. Ты что же, не видел, какая туча двигалась на нашу землю? Что тебе даст винтовка? Это тебе не гражданка, когда и обрез много значил. Тут нужны пушки.

— Ничего, винтовкой тоже можно досадить немало… — не унимался бухгалтер.

Симха Кушнир удивленно глядел на виноградаря. Кажется, никогда он с ним не разговаривал столь сердито, как сейчас. Но Симха не злился на него. Гедалья убит горем. Кто знает, может, сын уже где-то сражается против врага, может, парни, недавно ушедшие на сборы, уже проливают свою кровь…

Удрученный, весь черный, устало шагал с летнего табора, где пасется артельный гурт, Данило Савчук. Он размашисто хлестал кнутовищем по пыльным бурьянам, торчащим у края дороги. Он безбожно ругался, костил отборными проклятиями немецких варваров.

Заметив людей, толпившихся возле дома Сантоса, Данило свернул туда.

— Ну, видали, что творит эта сволочь Гитлер? Погибель на его проклятую голову! — сказал старший пастух из Лукашивки. Глаза его были подернуты слезами. — Лежу это я в курене и вдруг слышу оглушительный гул. Взглянул на небо, и страх меня охватил. Самолеты с крестами на крыльях. Немцы! Они, гадюки, над самой головой пронеслись, и вся отара, весь гурт бросился врассыпную. А те из пулеметов давай палить. Сколько забили! Все поле в крови! Шесть лучших коров, десять телят, тридцать овец погибло… Двух доярок ранило. И я чудом жив остался. Что это за подлость воевать с коровами и телятами! Неслыханное варварство! Не встречали нашего хозяина, Петра Гатчинского? Что мне делать с битым скотом? Пусть подводы пришлет в табор…

— Спросите чего-нибудь полегче, Данило. Сами не знаем, на каком мы свете.

— Он с Мазуром поскакал верхом в район, узнать, что случилось…

— А что же другое случилось? — удивился пастух. — Немцы на нас напали. Вот это и случилось… Началась война…

— А ты, Данило, часом не видал с твоей верхотуры, куда летали бомбовозы? — спросил Гедалья.

— Как же не видал? Я вылез на высокий дуб и смотрел. Проклятые летели на узловую станцию. Там долго все гудело и рвалось. Оттуда, из моего куреня, видно, как все охвачено дымом и пламенем. Подожгли, наверное, нефтебазу. Черный дым стоит до неба… И станция, видимо, уже разбита…