Игорь Угольников - Подольские курсанты

Немец наконец откашлялся. Отпихнув в сторону испуганного денщика, он ринулся было вперед, но наткнулся на ствол направленной в грудь винтовки.

– Наша дивизия успешно воевала в Европе. Там все было цивилизованно и понятно. Но здесь… Русские солдаты совсем не хотят сдаваться! Мы могли их всех перестрелять, но поступили благородно – предложили им почетный плен. И что наделали ваши юнкера? Они разгромили нашу роту и захватили орудия!

Смирнов улыбнулся. С одной стороны, он был горд подвигом советских воинов, своих подчиненных, отказавшихся сдаваться, с другой – его слуха коснулось знакомое и, казалось бы, навсегда забытое слово «юнкер». Было странно и непривычно, словно он опять вернулся в то далекое время…

Тогда, накануне первой германской войны, он закончил Виленское военное училище и в чине подпоручика был назначен в 141-й пехотный Можайский полк в город Орел. Юнкера, подпоручики… До сегодняшнего дня генерал думал, что все это бесследно кануло в Лету. И вдруг нежданно-негаданно снова возникло в памяти, и кто же оживил эти воспоминания? Пленный германец. Все правильно, все по-военному. Поистине, странно все устроено в этой жизни.

– Разве вы воины? – обессиленно хрипел офицер. – Вы же нелюди! Дикари!

Василькову невольно передалось возбуждение пленного. Он тоже начал хрипеть, а некоторые, особенно важные слова вырывались у него так же громко и вызывающе, как и у фрица.

– Не кипятись, сынок. – Смирнов по-отечески глянул на переводчика и уже суровее в сторону немца: – Мы у себя дома! А вот вы свое уже отвоевали!

Через час пленных под охраной отправили на машине в Малоярославец.

В предрассветный час изрытый воронками рубеж казался пустынным, словно все его защитники ушли этой ночью, оставив окопы и грозные бетонные доты.

На самом деле война была рядом. В морозной тишине послышались неясный шум, шорох и позвякивание металла. Потом по мерзлой земле застучали десятки каблуков, стали различимы приглушенные голоса. Рубеж оживал. Невидимые врагу, по ходам и оврагам в пустующие окопы начали спускаться цепочки курсантов – словно свежая кровь в опустевшие вены, вливалось в ряды защитников свежее пополнение. Несколько десятков человек с оружием и долгожданными ящиками с боеприпасами прибыли этим утром на передний край обороны.

Несколько человек спрыгнули с бруствера в глубокий окоп. Следом один за другим стянули вниз с десяток цинковых ящиков с патронами.

– Здорово, мужики! – растянулся в улыбке один из новобранцев, неунывающий курсант Уфимцев. – Как вы тут?

Яхин посмотрел на вновь прибывших и, прислонив к земляной стенке лопату, которой до этого углублял окоп, обратился к сидящему рядом Пахомову:

– Слышь, Пахом, никак подкрепление. Теперь нам веселее копать будет.

– Да будет вам. Вот, лучше угощайтесь. – Уфимцев протянул Яхину начатую пачку «Беломора».

– Это другое дело. – «Старожилы» по очереди выцарапали замерзшими пальцами по папиросе, с удовольствием закурили.

– Ну что, наложили фрицы в штаны? – пытаясь завести разговор, вымученно хихикнул другой новобранец, черноглазый Мамедов. – Целые сутки ни выстрела! Говорят, попрятались, как мыши.

Яхин устало сплюнул под ноги:

– Попрятались, попрятались. Давайте, вон, берите лопаты и – за работу.

Веселья не получалось. Разгоряченное переходом и предчувствием скорого дела пополнение топталось в узком проходе, густые клубы пара и табачного дыма, вырываясь наверх, моментально таяли в холодном утреннем тумане. «Старожилы» Яхин, Пахомов и Васильков, давно обжившие эту позицию, были непреклонны: они знали, что такое надежное убежище, и всячески старались поддерживать его в рабочем состоянии.

– А мы думали, тут наконец наши винтовки понадобятся, – разочарованно произнес Уфимцев и, затянувшись в последний раз, бросил тлеющий окурок на землю.

Молчавший до этого Пахомов повел плечами и назидательно произнес:

– Объясняю для бесстрашных. Прицельно сбросить бомбу в окоп трудно. А если она взрывается рядом, то осколки разлетаются над поверхностью и никого не задевают. Так что копать надо глубже. Поэтому за дело, братцы. Лучше согреетесь!

– Но мы же сюда не себя спасать пришли, а Москву, – не унимался дотошный Уфимцев.

– Как же ты поможешь Москве, если тебе первым же осколком половину твоей распрекрасной башки снесет? – осадил его Пахомов. – Ты здесь живой нужен.

Все, кто был в окопе, невольно заулыбались: шутка шуткой, а ведь так оно и есть: не укроешься – погибнешь при первом же налете.

Уфимцев посмотрел вокруг, ища поддержки. Но в этот час людям было не до бесшабашного веселья. Суровая окопная жизнь быстро крестила новобранцев в свою сермяжную веру, отметая все дешевое, шутовское, оставляя самое главное, что может помочь в бою, поддержит дух и укрепит иссякшие силы.

– Копать так копать. – Мамедов с Уфимцевым потянулись к стоящим в углу окопа лопатам. Глядя на них, остальные вновь прибывшие дружно стали хватать приготовленный инструмент. Работа закипела.

Устав от непредвиденных поражений, противник решил усилить активность на главном направлении. Очередной «язык» на допросе показал, что в районе Детчино помимо 57-го моторизованного корпуса, нацеленного на Малоярославец, у немцев появились и новые, в том числе танковые части, прибывшие из Калуги. Участились воздушные налеты и артиллерийские обстрелы. Гитлеровцы теперь действовали крупными силами, бросая в бой сразу по нескольку батальонов пехоты и большое количество танков.

Особенно озлобились они после первой неудачной атаки на Большую Шубинку. Здесь их встретил батальон курсантов-пехотинцев и дивизион артиллерии. Понимая, что этот участок очень важен как плацдарм для возможного обходного маневра с выходом прямиком на Малоярославец, гитлеровцы предприняли новую попытку овладеть Большой Шубинкой. На этот раз в бой были брошены целых два полка отборной пехоты вермахта.

Советская артиллерия прижала и эту атаку немцев к земле. Дивизион майора Дементьева дал по залегшей пехоте свой испепеляющий залп. Буквально горела земля! И снова, как при первом залпе «катюш», обезумевшие фашисты метались по полю под перекрестным огнем наших пулеметов.

В этот день немцы больше не предпринимали попыток овладеть деревней и перенесли основной удар на наши главные позиции в районе Ильинского.

Своим привычкам немцы не изменяли. Обычно они начинали боевые действия с восходом солнца – массированным ударом авиации или мощным артобстрелом. Таким же было и утро 14 октября.

Рассвет еще толком не наступил, а воздух, еще недавно тихий и умиротворенный, вдруг дрогнул дальним гулом артиллерии и почти сразу же застонал от разрывов на этом берегу. Грохот, так бесцеремонно разбудивший задремавшую морозную землю, из отдельных хлопков и невнятного рокота скоро превратился в сплошной гул, накрывший наши окопы.