Игорь Угольников - Подольские курсанты

Прошла целая вечность одной минуты, пока с нашей стороны не ударили в ответ. Мерный, как стук тяжелого мотора, рокот «максима» заставил Люсю поднять голову. До моста оставалось не больше ста метров. И только сейчас она разглядела своего Яхина – безжизненное тело на самой середине деревянного настила. Она сжала зубы и, вскочив на ноги, бросилась навстречу невидимой пулеметной трассе.

Это было настоящее чудо: она смогла добежать до него. Почему-то именно в этот момент немцы прекратили стрельбу. Замолчали и наши. Стороны словно сговорились не мешать Люсе. Но она уже не слышала и не понимала, что происходит вокруг. Только одна мысль жгла сердце: жив ли Раиль? Она бросилась к обернутому горелой шинелью телу, перевернула его на спину. На вымазанном землей лице проступала неестественная белизна. Запекшаяся на щеке почерневшая кровь еще больше оттеняла страшную печать случившегося. Люся откинула полу пропахшей дымом шинели и припала к его груди:

– Яхин, миленький, очнись! Ты слышишь меня? Я согласна! Согласна!

Так и не расслышав сердечного ответа, она запрокинула лицо к небу и громко зарыдала.

Почти тут же с обеих сторон ударила артиллерия – началась немецкая атака.

Люся не помнила, как очутилась в воде, не помнила, сколько там пробыла. Очнулась она, когда чьи-то руки тянули ее, мокрую и замерзшую, на берег. Потом ее укутали в сухую шинель и принесли в блиндаж. При свете коптилки она узнала старшину Сироткина. Он протягивал ей фляжку и сочувственно качал головой:

– На-ка, выпей, а то, не дай бог, заболеешь. Нашла время купаться. – На его лице показалась ободряющая улыбка. – И то сказать, чудом спасли, так уже чего теперь – надо выживать…

Люся сделала обжигающий глоток. Спирт мгновенно растекся по жилам, наполняя внутренности непривычным жаром, перехватило дыхание, заслезились глаза.

– Ничего-ничего, все на пользу. – Старшина поднялся и двинулся к выходу.

Люся задержала его у двери:

– Где он?

Старшина потупил взгляд и буркнул себе под ноги:

– Там, где и все.

Люся вскочила с лежанки, оттолкнула Сироткина и первой выскочила из блиндажа.

Над рекой сгущались сумерки, еще одни сутки жестокого противостояния подходили к концу. Изредка раздавались пулеметные очереди, гулко ухали одиночные выстрелы полевых орудий. Покоя не предвиделось ни днем, ни ночью.

Все так же шел снег. В лощине за лесом хоронили погибших курсантов. Похоронная команда заканчивала копать могилу.

Люся прибежала в лощину, когда младший политрук Филиппов, заменивший погибшего в сегодняшнем бою Курочкина, заканчивал короткую речь.

Здесь же, на пригорке, были выложены в ряд тела убитых. Сегодня их было особенно много. В свете фар полуторок она силилась различить знакомые лица погибших и прежде всего одно, самое для нее дорогое.

Наконец она увидела его. Раиль лежал пятым в ряду – в одной гимнастерке, без сапог, прежде чем его вместе со всеми опустят в мерзлую неуютную землю.

– …и ваш сегодняшний подвиг будет примером для тех, кто придет следом за нами мстить фашистам за сожженные города и села… – Голос младшего политрука едва перекрывал гул автомобильных моторов и уносился вверх, путаясь в кронах деревьев.

Люся разглядела в толпе прощавшихся Машу. Та смотрела на убитых и плакала, не стесняясь слез. В числе умерших был и ее спасенный курсант с перебитыми ногами. Маша чувствовала свою вину и плакала, как по всем, по нему одному. Люся вцепилась в Машин рукав, и они заревели вместе – еле слышно, с тихим подвыванием.

Снег повалил еще гуще. Незаметный в темноте, в свете фар он проявился сплошным потоком. В какой-то момент Люся подумала, что вот так в самом жарком бою выглядит свинцовый град, посылаемый во врага. Эх, если бы каждая снежинка-пуля находила свою цель…

Ей вдруг захотелось кинуться Раилю на грудь, обнять и согреть его в самый последний земной миг. Не замечая ничего вокруг, она сделала несколько шагов и оказалась прямо на краю могилы. Кто-то из бойцов попытался остановить ее, но она оттолкнула его руку и шагнула еще. Теперь она могла дотянуться до Раиля рукой, смахнуть в его лица налетевший снег. Но что это? Снега на его лице не было, на других покойниках он был, а на Раиле не было! Вместо этого небольшой ручеек – она ясно рассмотрела его вблизи – стекал по бледной щеке.

Люся вспыхнула и кинулась к Яхину.

– Шишкина, ты куда?

– Стой, девка, провалишься в яму!

К ней потянулись незнакомые руки, а она, как завороженная, смотрела на его лицо.

– Они тают… Они тают! Он теплый! Стойте! Он живой!

Политрук Филиппов осекся на полуслове, к Яхину кинулись санитары. А Люся уже держала в руках его тяжелую голову и пыталась укрыть ее полой шинели.

– В санчасть! Быстро!

Около могилы возникла суета, санитары разложили носилки, Яхина вытянули из общего ряда, укрыли плащ-палаткой, бегом понесли в санчасть.

Среди бойцов прокатился радостный ропот:

– Вот ведь…

– Бывает же такое.

– Других гляньте, может, еще кто живой.

У ошалевшей от радости Люси подкосились ноги, она бессильно повисла на руках подоспевшей Маши.

Невеселые мысли не покидали полковника Стрельбицкого. Он понимал, что с переносом удара в направлении Боровска фашисты не ослабят напора на Малоярославец. Им не обойтись без такой важной магистрали, как Варшавское шоссе. С начала войны немцы уже поняли, что в распутицу по нашим грунтовым дорогам не пройти, а значит, нужно как можно быстрее овладеть Ильинским.

Вдобавок накануне разведка донесла еще одну тяжелую новость. Возвращавшийся в распоряжение командования 43-й армии, как выполнивший боевую задачу и израсходовавший весь боекомплект, артдивизион майора Дементьева попал в засаду, устроенную немецкими диверсантами между деревней Черкасово и Малоярославцем. Завязался бой, в ходе которого погибли многие наши артиллеристы, в том числе был смертельно ранен и сам командир, майор Дементьев.

Стрельбицкий был очень расстроен таким известием. Майор ему очень нравился. Иван Семенович вспомнил их первую встречу, короткий разговор, показавший, что на позицию прибыл грамотный серьезный командир, вспомнил, как Дементьев вручил ему секретный пакет и отказался отвечать на вопросы. Правильно – свое назначение нужно доказывать делом. Он и доказал: восемь раз дивизион «катюш» наносил удар по врагу – один страшнее другого. Не случайно за неуловимыми ракетчиками так упорно гонялись фашистские лазутчики. До поры от них удавалось уходить, а вот на этот раз не получилось.

Стрельбицкий вздохнул. Так бывает, можно работать с человеком плечом к плечу много лет и не испытывать к нему никаких чувств, расстанешься – даже не вспомнишь, как зовут. А можно встретиться ненадолго и запомнить на всю жизнь. После гибели капитана Россикова это была вторая тяжелая утрата для полковника.