Семен Шмерлинг - Диверсант

Что было делать? Искать обход? Но болото — кругом болото, такое же неверное и опасное. Шагнешь — и бездна!

Всего лишь вспоминая и рассказывая об этом трагическом моменте в теплом закутке у старого доктора, Григорий похолодел, заново почувствовал себя у той бездонной болотной ямины, в которой погиб однополчанин, и заново ощутил беспомощное молчание товарищей по отряду…

Опытный доктор, умевший успокаивать тяжелых ранбольных, снимать, как ныне говорят стрессы, улыбнулся:

— Ну ясно, Григорий Батькович, небось, как поэтом сказано, трижды громкий клич прокликали, ни один боец не тронулся. Не так ли?

— Да уж точно, — с трудом усмехнулся Михеев. — Как в «Песне про купца Калашникова»…

Все мы молчали. Но капитан вскоре нашелся, недаром его Зевсом прозвали. Диверсионный бог придумал простейшее приспособление.

— Свяжем лыжные палки парашютными стропами, у нас они всегда в запасе. Будем держаться за палки, они вроде оглоблей, — улыбнулся он, — а мы все в одной упряжке. Упадет человек, поддержим, вытащим…

Добровольцы вышли вперед, «упряжка» двинулась, за ней по испытанному месту — остальные. Спешили, время было дорого. Развиднелось, и в небе затрещал немецкий «кукурузник». Шли поначалу медленно, осторожно, потом и ходу прибавили. Шли и шли… Вдруг опять исчез ведущий. Словно земля разверзлась. Не удержали ни лыжные палки, ни парашютные стропы: человек выпал из них, его поглотила бездна…

Михеев прервал рассказ, подумал, что ни в одном десанте или в пехотном бою ничего подобного он не испытывал. И он и товарищи его не могли и шага ступить. Молчание было жутким. И только Зевс, капитан Гаврилов, негромко сказал: «Да уж невесело… А куда денешься, идти надо. Надо». И как-то потихоньку пошли, побрели… Мелколесье прошли, а там и холм завиделся. Травянистый, бесснежный. Мы и лыжи оставили.

На высоту взобрались и упали, обессиленные. И знаете, такой голод испытали. Не просто есть, а именно жрать захотелось. От пережитого страха, что ли… Очистили свои «сидоры», карманы, выгребли последние крошки хлеба, рассыпавшиеся остатки брикетов и жевали… А потом улеглись вповалку, иные даже захрапели… Всю бдительность побоку. А Зевс, наш капитан Гаврилов, бодрствовал. Помню, проснулся, а он так неспешно прохаживается. «Подъем, — приказал, — подъем, лежебоки. Слушайте, ну-ка… — и показал на восток. — Там фронт». А дальше было так. Зевс послал двух наших бойцов, те спустя пару часов вернулись с красноармейцами и помогли выйти нам, доходягам. Так вот и выбрались. А двоих поглотила бездна…

Михеев не досказал госпитальным друзьям этой истории. Истории без начала и без конца. Ни о подрыве моста через Шелонь, ни о том недоверии, которое испытали к вышедшим со вражеской территории десантникам наши красноармейцы — ни слова. Так он привык: одно слово произнес, два в уме. И доктор Бережанский, и Катя все это понимали и ни о чем больше не спрашивали, не переспрашивали. С некоторых пор они знали, что их пациент далеко не все может рассказывать: табу! И лишних вопросов не задавали. А Михеев, вспомнив про Зевса, взрыв моста и бездну, наконец-то связал обрывки своей памяти. Да, именно за событиями на Шелони и произошла история с «кукушкой» и финским ножом. А также с его чудесным спасением. Можно сказать, с возвращением из мертвых. Но уж это ни старому доктору, ни Кате объяснять не следовало.

А дело было так. Вышедших из немецкого тыла диверсантов наши встретили настороженно. Откуда явились, да еще в подозрительной одежде и обуви, какие-то особые куртки, ботинки… Да и оружие особое — какие-то маленькие браунинги, кроме пистолетов ТТ… Оружие тотчас отобрали. Капитан Гаврилов потребовал встречи с уполномоченным «Смерша» и сказал тому коротко и убедительно: «Свяжитесь с Москвой». И дал пароль для связи.

И все же наши спасители, вспомнил Михеев, не дожидаясь ответа из столицы, поспешили отобрать у десантников пистолеты ТТ и такие соблазнительные коровинские браунинги. Посадили задержанных в землянки, поставили охрану. Ответ из Москвы пришел быстро, через сутки. Конечно же, пленников освободили, подкормили, вернули пистолеты ТТ, а вот браунинги, такие ладные, к которым десантники привыкли, все же замотали, видать, разошлись по начальству.

Когда Григорий вспоминал этот случай, то к нему и пришли ответы на мучившие его вопросы: почему в схватке с финским снайпером-«кукушкой» у него в руке оказался не заветный коровинский браунинг, который ни в коем случае нельзя было оставлять, а пистолет ТТ, из которого он, теряя сознание, все же сумел выстрелить и убить врага. Врага, который вонзил финский нож в его предплечье.

Итак, пустоты памяти заполнились. Стало ясно, что Зевс, капитан Гаврилов, согласился помочь державшим оборону пехотинцам в одной неотложной операции. Десантники вместе со стрелками очищали лес от противника — финских солдат, весьма опасных, умело скрывающихся на деревьях, в кустарниках, трудно различимых в маскировочных костюмах. Именно тогда и произошла схватка с «кукушкой» и его чудесное спасение. Именно из пистолета ТТ, а не из коровинского браунинга, которого уж в ту пору у него не было, он застрелил врага. Но еще перед этим его противник успел нанести удар финским ножом. От этого удара надолго остались фантомные боли в несуществующем предплечье.

Вот теперь восполнился, связался разрыв в памяти ранбольного Григория Михеева.

Уполномоченный особого отдела контрразведки «Смерш» Евгений Николаевич Румянов быстро шагал по мартовским лужам и тщательно обдумывал срочный инструктаж своего начальника. Речь полковника была необычайно длинной для этого немногословного латыша. Резким движением указав подчиненному на стул, даже не потребовав доклада о проделанной работе, старший офицер приказал:

— Слушайте внимательно. Лишних вопросов не задавать… Ваш подопечный, проходивший по имени… гм-гм, скорее, по кличке Бездок, теперь значащийся как Михееев Григорий Михайлович, идентифицирован. Нам теперь известно, что он служил в особой воинской части. Ясно? Он десантник, диверсант… Похвально, что он соблюдал необходимую секретность и о своей службе не проговорился. Даже находясь без сознания, упоминал лишь номер полевой почты. Номер обычный, как у других воинских частей. Это заслуживает уважения к нему… Полагаю, что там… наверху проявили к этому номеру особое внимание, когда Михеев сказал, что воевал под Сталинградом в составе стрелкового полка. Именно сто одиннадцатого стрелкового полка. Очевидно, под таким номером и действовала в ту пору особая часть. Наше донесение оказалось полезным… Но недостаточным. И теперь приказано срочно доложить — в каких последующих операциях участвовал Михеев… И нам доверено узнать и сообщить об этом. Узнать о боевых действиях. Вплоть до его ранения… Тяжелого ранения. Все, что он знает, доложить в письменном рапорте. Весьма срочно!