Нгуен Шанг - Когда дует северный ветер

— Он сам… Сам по радио говорил, да, тетя? И голос его? Слышишь, сынок, что бабушка говорит?

— Я-то лично радио это не слышала. Сказать ничего не могу. Но Шау, она боялась, ты на слово не поверишь, и послала тебе вот это.

— Что это, тетя Тин?

Доан следила не отрываясь за руками тетушки Тин, а та не спеша извлекла из сумки какую-то вещь, завернутую в красный полосатый платок, в каких обычно носят бетель. Развернула его.

— Это и есть пленка, на ней голос записан. Все, что твой муж сказал, — здесь.

Доан робко протянула руку за пленкой. «Точь-в-точь, — подумала старуха, — как дитя голодное тянется за пирожком». Взяла и, держа на ладони катушку с пленкой цвета тараканьего крыла, глядела на нее, не моргая, тяжело дыша. Потом поднесла пленку к уху.

— Даже не знаю, тетя, у кого взять радио, чтоб послушать?

— А ты припомни, неужто на хуторе у вас ни у кого нету?

— Есть-то у многих, да люди все не наши.

— Давай тогда так сделаем. Если некого будет попросить, бери сына и приходи к Бай Тха. Они сговорятся с Шау, и она принесет машинку.

— Это удобней всего. А вы, тетя Тин, передайте, пожалуйста, Шау Линь мою просьбу.

— В чем, в чем, а в этом помогу тебе. Прикинь-ка, когда ты сможешь зайти к Бай Тха?

— Сегодня вечером нельзя, тетя Тин? Очень уж мне невтерпеж. Помогите, сделайте милость.

— Дай-ка подумать. Ладно, будь по-твоему.

Тем же вечером Доан одолжила у соседей лодку с подвесным мотором, и они с тетушкой Тин отправились на хутор к супругам Бай Тха.

Черный транзисторный приемник с магнитофоном стоял на столе рядом с керосиновой лампой. Доан с сынишкой, все семейство Бай Тха, тетушка Тин, Шау Линь, Тхон, Тха и еще несколько соседей уселись поплотнее на топчане. Доан, взяв малыша на руки, придвинулась к самому приемнику. Тхань нажала кнопку, послышалось глуховатое потрескивание, пленка цвета тараканьего крыла начала разматываться, и вдруг зазвучал голос:

— Я, Хюинь Ван Шон, обращаюсь к жене Ле Тхи Доан из общины Михыонг в провинции Лонгтяуша. Дорогие, любимые жена и сын. Во время карательной операции в лесу возле базы Ашау я был взят в плен Освободительной армией. Но Национальный фронт освобождения и Временное революционное правительство Республики Южный Вьетнам великодушно простили мне мою вину. Со мной хорошо обращаются, кормят вдоволь, дали возможность учиться, чтоб разобрался, на чьей стороне справедливость и правда. Сегодня с помощью радиостанции «Освобождение» могу подать весть тебе и сыну, отцу с матерью и всей родне, твоей и моей, чтобы вы не беспокоились обо мне. Не переживай из-за меня, дорогая, береги здоровье. Старайся, чтобы сын рос большим и умным. Уже недалек день, когда я вернусь к вам. Передавай от меня привет родителям и всем близким, всем нашим соседям. Целую тебя и сына. Хюинь Ван Шон…

По щекам Доан текли слезы.

— Тхань, дай послушать еще раз! — сказала она.

Пленка закрутилась снова. И повторилось это семь раз.

Домой она вернулась за полночь. Но ей не спалось, и она побежала искать Тонга. Шон, ее муж, с Тонгом двоюродные братья, но любили друг друга как родные. Она поделилась с ним радостной вестью. А еще через несколько дней привела его повидаться с Шау Линь, когда та остановилась у нее в доме.

Нынче вечером Тонг обещал привести двух своих дружков из «гражданской охраны» — встретиться с Шау.

Итак, Доан зажгла для вида благовонные палочки на алтаре, уложила ребенка в гамак, укачала его и отнесла во внутреннюю комнату, передав на попечение Шау.

А сама стала прибирать в доме. Дом ее был невелик, стоял он на земляном фундаменте в середине хутора у самой дороги. Он поделен был на две комнаты: внутренняя служила одновременно спальней и кухней, во внешней помещалась лавка и распивочная. Здесь в беспорядке громоздились корзины, коробки, кувшины, бутылки. На бечевках, протянутых вдоль окна, висели завернутые в листья новогодние пироги, лепешки из муки, смешанной с яйцами и мякотью кокоса, школьные тетрадки. В тесном помещении дух захватывало от смеси едких запахов чеснока, лука, соевого и рыбного соусов… Но в глазах посетителей заведения — гулящих парней и мужчин — неудобства эти ничего не значили рядом с достоинствами хозяйки, молодой пригожей вдовушки, что жила здесь одна — сын-то ее был совсем мал. Поэтому завсегдатаи, в особенности молодцы из «гражданской охраны», с утра до ночи, куда бы ни шли, по пути непременно заглянут к Доан. В заведении не было ни стола, ни скамеек, один лишь узкий бамбуковый топчан стоял перед алтарем» Но посетители и без мебели не тужили: усядутся в кружок на полу, похлопают друг друга по ляжкам, пропустят стопку-другую и довольны — дальше некуда. Иные, кто поразгульней, выпив, подманивали Доан, делали ей недвусмысленные намеки. Ах, как хотелось ей выставить их за дверь, но от них-то и было больше всего дохода. А пропьются — ведут к ней денежных дружков своих. Каждый вечер шумят, гуляют допоздна. Частенько приходилось выпроваживать их среди ночи:

— Все, гости дорогие, пить больше нечего. Приходите завтра вечером.

— Ну, коли так, здесь и заночуем! Завтра гульнем с утра пораньше.

— Что вы на нас коситесь так зло, сестрица?

— Ладно, ребята, пойдем! Ночь на дворе.

— «Гуд-бай», сестричка!

Случалось, кто-то хватал ее за руку и, бормоча со светским шиком «бон-суар», норовил облобызать ручку.

Она готова была сгореть со стыда. Но что поделаешь! Правда, с того вечера, как Шау дала ей послушать заветную пленку, Доан стала тверже, крепче духом. В глазах этой швали она по-прежнему вдова солдата, павшего на поле брани. Ей их бояться нечего. А для своих и муж, и сама она — близкие люди, товарищи. Доан радовалась за себя и за сына.

Подметя пол, вытряхнув циновки, она выглянула за дверь и сразу побежала назад, к перегородке:

— Эй, Шау, они идут!

Первый гость, в нейлоновом дождевике, наброшенном на плечи, с опущенной дулом вниз винтовкой на ремне, спросил с порога:

— Найдется чем повеселить душу, сестрица?

— Сколько вас-то?

— Всего трое.

— Заходите.

Трое парней из «гражданской охраны» сняли дождевики, кинули их на пол у двери и вошли в дом. Первый — Сэ, за ним — Шань, третий — Тонг. Неразлучная троица.

— А днем говорили, у вас водка кончилась и вечером будет закрыто, — сказал Шань.

— Для кого кончилась, а для нас — нет! — подмигнул ему Сэ.

— Да-да, только для вас троих. Если кто спросит — выпивку вы принесли с собой. И никого больше не приглашайте, опять шум начнется. Закрой дверь, Тонг.

Каждый из гостей водрузил на бамбуковый топчан по транзистору «Нэшнл Панасоник» [34] Название японской радиоэлектронной фирмы. — черный принадлежал Сэ, два красных — соответственно остальным.