Александр Письменный - Фарт

— Плансон не отменит операции. Он не может отменить распоряжения командующего, — сказал Клочковский.

— Не имеет права, — подтвердил Старовойтов.

Он считал разговор оконченным. Но Чупров настаивал на своем:

— Давайте попробуем.

Вестовой смочил одеколоном лицо командира, сложил бритву. Офицеры надели фуражки.

Контр-адмирал Плансон принял их с подчеркнутой любезностью. В те дни на подводников, так же как на пилотов, смотрели как на людей, играющих со смертью. С Чупровым он держался очень мило, так как был человеком предусмотрительным и полагал, что, может статься, этот невидный штабс-капитан займет высокое положение на флоте.

Офицеры изложили Плансону все обстоятельства, выявившиеся при переходе из Николаева. Как они и ожидали, начальник штаба отказался отменить операцию.

На рассвете команда «Спрута» приступила к погрузке горючего, масла, продовольствия и полного боекомплекта мин.

Приказчик поставщика, доставивший провиант для заградителя, рыжеусый мужчина в длиннополом черном сюртуке, сапожках гармоникой и картузе с высокой тульей, стоял на краю пирса у сходней и считал ящики. На его скуластом, носатом лице умещались одновременно два выражения: послушническое, постное, и хитрое, деляческое. Глаза у него были черные, быстрые, а в нижней части лица — что-то чванное, пренебрежительное. Он с опаской поглядывал на Журика, который грузил провиант, беспокоясь, видимо, как бы этот огромный детина не помял груза. И каждый раз, когда матрос скрывался в лодке с очередным ящиком или плетенкой и снизу доносился глухой звук сброшенного груза, приказчик кряхтел и крестился мелким привычным движением.

— Эй, Никита! — крикнул он возчику, который топтался возле телеги на берегу. — Плетенки с яичками этому черту не давай. Перебьет, проклятый. Я их сам снесу.

Семен Журик выполнял работу спокойно и методично. Часто он взглядывал на карманные часы, но не потому, что торопился, а потому, что любовался ими. Он успел приспособиться к тесноте подводной лодки и, спускаясь, с непостижимой ловкостью проносил свое огромное тело в ее узких проходах.

— Та вы нэ беспокойтесь. Хиба ж мне впервой? — успокаивал он приказчика.

Слова Журика на приказчика не подействовали. Мощное тело матроса не внушало ему доверия в таком деликатном деле, как погрузка плетенок с яйцами. Журик снова появился на верхней палубе и пошел на берег, к подводе, чтобы взять плетенки с яйцами.

Приказчик, придерживая картуз, подлетел к нему.

— Эй, морячок, стой! Стой, братец, — заговорил он. — Тут яички, погоди, я сам снесу.

— Як вы беспокоитесь, — равнодушно заметил Журик, уступая приказчику.

Он вынул часы и поглядел на них.

— Семен, покажь часики! — закричал Сударышин, выглядывая из носового люка.

Прежде он не видел у Журика часов. Он выскочил на верхнюю палубу, чтобы полюбоваться покупкой. Журик опустил было часы в карман, но Сударышин ухватил его за руку.

— Э-э, брось, брось! Дай-ка поглядеть. Знатные часики! — Сударышин вытащил часы из кармана Журика. — Где достал?

— Циферблат со свитом! — самодовольно сказал Журик.

Сударышин прикрыл руками часы и, склонив лицо, силился разглядеть в щелку между пальцами светящийся циферблат. Глаза его не отвыкли от яркого дневного света и не различали ни цифр, ни стрелок. Все же он проговорил восхищенно:

— Верно, светят, как фонари! Откуда добыл, Семен?

— Дивчина подарила, — ответил Журик.

Приказчик подхватил две плетенки, побежал на палубу и полез в люк. Журик последовал за ним.

Старовойтов и Клочковский заняли свои места в боевой рубке; Чупров, чтобы не мешать им, спустился в кают-компанию.

— Господин штабс-капитан, теперь понимаете, почему я получил полный комплект карт? — спросил его штурман.

— Понимаю, — улыбаясь, ответил Чупров. — Теперь понять не трудно.

В дверь кают-компании просунул голову приказчик.

— Здесь кока нет, ваше благородие? — спросил он.

Кок показался в проходе.

— Эй, кок! — закричал приказчик. — Яички в твою кладовку я ставить не могу. Перебьются, право дело. Давай место для яичек.

— А что, очень тесно в провизионке? — с досадой спросил Чупров.

— Помилуйте, ваше благородие, втиснуться некуда, — ответил приказчик.

Кок подошел к дверям кают-компании. Это был тощий человек неопределенного возраста. Матросы прозвали его Репой за конусообразную голову с узким лбом и пухлыми щеками.

— А я куда их дену? — крикнул он приказчику.

— Пойду сам управлюсь, — сказал приказчик и пошел в провизионную камеру.

Вскоре на заградителе отдали швартовы, и лодка отошла от пирса. Чупров почувствовал, как она слегка качнулась; по верхней палубе затопали матросы, кранцы царапнули о пирс. Затем застучал левый двигатель. Журик запер провизионку и ушел в жилой отсек.

Бухвостов сидел на комингсе носового люка, свесив ноги внутрь лодки. Он глядел на высокий левый берег Севастопольской бухты и думал о том, что, может быть, Двибус никого не успел подослать.

За белой каменной оградой спускался к вокзалу маленький трамвай. Выше, над спуском к вокзалу, среди темно-зеленой толпы кипарисов и серебристо-серых тополей поднимались белые севастопольские дома, ослепительно сверкающие на солнце бронзовыми стеклами.

Из люка, вытирая лицо платком, высунулся Сударышин. Федор оглянулся на него, и когда снова повернул голову к берегу, трамвай скрылся, а над каменной оградой показалось лицо Ефима Двибуса. Бухвостов вздрогнул. Даже на таком расстоянии он сразу узнал тяжелые усы Двибуса и его пронзительный взгляд.

— Федор, ты что? — спросил Сударышин. — Нечистую силу увидел?

Вероятно, Бухвостов чувствовал бы себя лучше, если бы вместо Двибуса увидел нечистую силу. Но это был Двибус, «Австралиец», боцман с «Таганрога». Он неторопливо поднимался за оградой, точно провожал лодку.

Теперь у Федора больше не оставалось сомнений, что Двибус знал о походе, что он не опоздал. И это свидетельствовало о том, что на судне, в числе экипажа, находится его сообщник.

Что теперь делать? Он должен сказать об этом. Кому? Командиру?

Бухвостов представил себе лицо командира, его взгляд и почувствовал, что не сможет это сделать. Сказать о Двибусе — значит сказать о себе, о деньгах, о расписке.

А может быть, ему показалось и это был вовсе не Двибус?

Бухвостов повернул голову к берегу. Трамвай поднимался от вокзальной площади. Женщина в белом платье и в шляпе с перьями ехала на извозчике. Мальчишки пробежали за рыжей лохматой собакой. Мороженщик прокатил свою тележку. Двибуса больше не было видно. Но это был он, Федор не мог ошибиться.

В море к «Спруту» присоединились подводные лодки, которые по приказу командующего флотом были назначены для сопровождения. «Нерпа», а за нею «Морж» вышли вперед. «Спрут» последовал за головной лодкой. Кильватерную колонну замыкал «Тюлень».