Александр Письменный - Фарт

— Не знал, что вы интересуетесь поэзией или, точнее, философией, — заметил Муравьев, и ему тоже захотелось блеснуть эрудицией. — Я вот помню такое высказывание одного французского автора. Он писал, что человечество погибло бы от цивилизации, если бы варварство не возрождало его каждые четыреста — пятьсот лет. А так как в наше время варварства не осталось, он эту почетную роль предоставил пролетариату. Можете приобщить эти сведения к своему поэтическому арсеналу.

— Хитрый мужик! Беда его в том, что относительно роли варварства еще Энгельс писал. Но Энгельс не считал варварство прогрессивным по сравнению с цивилизацией. Он отмечал только более чистый моральный облик варваров. Что же касается пролетариата, то этот ваш автор себя попросту успокаивает. Старой цивилизации пролетариат не возрождает. Он наследует все лучшее в ней и создает новые отношения между людьми.

— Вам как марксисту, конечно, виднее. Этот автор не был марксистом.

— И зря. И нечего надо мною подшучивать. Зря он не был марксистом. — Соколовский замолчал и потом спросил: — А вы что, знаете языки?

— Нет, мне жена переводила, — сказал Муравьев.

— А что у вас вышло с женой? — спросил Соколовский.

— Разошлись мы, вот что.

— Долго с ней прожили?

— Девять лет.

— Детей не было?

— Нет. — Муравьев помедлил. — Я свалял дурака, женился двадцати двух лет. Она была библиотекаршей у нас в институте. Лет пять прожили хорошо, а потом пошла чересполосица. Нельзя так рано жениться.

Соколовский больше ни о чем не спрашивал. Они лежали на спине и смотрели в небо. Когда машину подбрасывало, фары освещали на мгновение стволы сосен, и в расплывчатом свете фар деревья выглядели как в тумане. Небо начинало тускнеть. Уже не было видно Млечного Пути. Со стороны реки ползли густые, тяжелые облака, растаптывая звезды.

Соколовский покусал стебелек, вздохнул и сказал:

— А ведь дождь будет.

Муравьев сел и оглянулся. Машина выбежала из леса и ехала теперь по широкому полю. Еще можно было заметить по сторонам дороги невысокие холмы, но дальше, в десяти — пятнадцати метрах, земля сливалась с небом. Кругом не видно было ни одного огонька. Муравьев приподнялся на коленях, сгреб под себя побольше травы и лег на живот.

— А что у вас случилось в парткоме, Иван Иванович? — спросил он. — Слышал, у вас была большая баталия.

— Большая баталия? Да, баталия была, чего греха таить.

— Все поджог свода?

— Не только поджог свода. Общее положение на заводе. Могу вам сказать, что Лукин решительно возражает против конференции станочников. Он считает, что вся затея с Екатериной Севастьяновой — пустая шумиха, самореклама. Да и я так считаю. Работать без наладчика на шлифовальном станке нельзя. В том-то и смысл массового поточного производства, что функции персонала, обслуживающего станок, принципиально разделены. Совмещение этих функций нарушает производственный цикл. И в свое время это скажется.

— Ну, а Абакумов?

— Абакумов? — переспросил Соколовский, и Муравьев почувствовал, что он смотрит на него в темноте. — Абакумов что же… Эта ненужная и вредная затея позволяет ему пренебрегать основным производством.

— Допускаю, что, может быть, вы и правы. Одного не могу понять — какую цель он преследует? — спросил Муравьев, поворачивая лицо к Соколовскому.

Они смотрели, ничего не видя в темноте, и лишь по дыханию чувствовали, что смотрят друг на друга.

— Насколько я понимаю, цель у него простая — прожить свою жизнь с наименьшим количеством хлопот и огорчений. Покоя и удобства в жизни он надеется достичь с помощью таких, как Севастьянова. Так сказать, выехать на их успехе. Похоже на то, что я и Лукин ему в этом мешаем.

— Он хочет, чтобы вы ушли?

— Возможно. Едва ли только он меня заставит. Может, придется уйти Абакумову.

— Ну, на это, я думаю, не приходится рассчитывать, — возразил Муравьев. — Он на хорошем счету у начальства.

— К сожалению, — спокойно согласился Соколовский. — Удобный, исполнительный, звезд с неба не хватающий директор… Знаете, что я вам скажу? Консерватор и рутинер не так опасен для производства, как бесстрастный, исполнительный служака, если он возглавляет предприятие. Рутинера и консерватора нетрудно разоблачить. А вот такого, который попросту выбирает путь: «Мое дело маленькое, мне приказывают, я выполняю», — с таким бороться трудней. Такой руководитель и особенно явных ошибок не делает, и с высшим начальством умеет поладить… А то, что он глушит инициативу, тормозит развитие, — пойди-ка докажи!.. Ведь он ни против инициативы не выступает, ни против разумного развития предприятия. А на деле — как гиря на шее…

Муравьев замолчал, обдумывая слова Соколовского.

Дорога вышла к реке, стало прохладнее, запахло сыростью. Туман лежал над водой и дальше — над низким берегом заречья. Небо теперь было плотно затянуто тучами, и в темноте только угадывалось смутное перемещение серых и черных пятен.

Почти у самого города спустило переднее колесо. Шофер остановил машину и загремел в темноте инструментами. Муравьев выпрыгнул из машины, чтобы помочь ему.

— Успеем до дождя? — спросил он.

— Надо успеть, — ответил шофер.

Вдвоем они поставили домкрат, сняли передний скат, и пока шофер лазил под машину отцеплять запасное колесо, Муравьев заглянул в кузов, удивляясь, почему Соколовский не вылез на подмогу и даже не спросил, что случилось. Соколовский по-прежнему лежал на спине и как будто спал.

Они поставили новое колесо. Муравьев влез обратно в машину. Соколовский не спал. Он лежал с открытыми глазами, покусывая травинку. Он ничего не сказал Муравьеву. Тогда Муравьев улегся на свое место и сразу заснул, как в яму провалился.

Проснулся он у гаража. Машина стояла. Через борт ее выпрыгивали на землю люди. Соколовский с кем-то разговаривал внизу. Муравьев услыхал, как он спрашивал:

— Ну, и это подтвердилось?

— А какое нужно подтверждение? Забракована вся последняя партия, вот и весь сказ, — кто-то ответил ему.

Муравьев вылез из грузовика.

— Что случилось? — спросил он.

— Автосборочный забраковал всю партию труб для тяги рулевого управления. Шлифовка неверна. Понимаете? Вот вам результат всей этой липы, — сердито ответил Соколовский.

В Косьву Подпалов вернулся в большой тревоге. Идея организовать работу шлифовщиц без наладчика все время внушала ему опасения. Так это и случилось — она не оправдала себя.

И когда Зинаида Сергеевна сообщила ему о вызове, Подпалов отчетливо понял, что попал в весьма затруднительное положение. Если бы он по-настоящему воспротивился идее Климцова, ничего подобного бы не произошло. По существу, он поддержал всем своим авторитетом главного инженера несолидное с элементарной технической точки зрения предложение начальника производственно-планового отдела — и вот результат! И ведь главное — думал же он тогда, что в данном случае выдается за новаторство порочный прием, не обеспечивающий качественное выполнение заказа!..