Алексей Щербаков - Оборотни тоже смертны

И все это, можно сказать, на пустом месте. В сорок первом немцы так быстро пришли в эти края, что никакого подполья здесь создать просто-напросто не успели. Потом, правда, пытались забрасывать группы, но большинство из них так и сгинуло без вести. Прибавьте это к тому, что представители советской власти добрались сюда лишь в 1939 году. И настроение населения не очень представляли. Хотя когда-то, в двадцатых годах, тут ходили мощные партизанские белорусские отряды, которым очень не нравилась новая польская власть, прихватившая в 1920-м эту территорию. Они даже, случалось, города штурмом брали. Так что здесь можно было ожидать чего угодно.

Старший лейтенант Сухих очень рассчитывал на знаменитый отряд Аганбекова. Благо командир, как пограничник [9] Пограничные войска входили в структуру НКВД. , не испытывал традиционной для военных неприязни к работникам особых отделов. Там, на западной границе, все хорошо знали, зачем нужны особисты… Поэтому как только соединение пришло на новое место, он отправился в этот отряд, вставший в отдалении от других, недалеко от края леса. Об Аганбекове он знал, что положено. Пограничник, начальник заставы, в суматохе первых дней войны очутился отрезанным на своем участке. Не получая никакого приказа, он держался шесть дней, а потом вывел тех, кто остался в живых. Оказавшись во вражеском тылу, он довольно быстро принял решение перейти к партизанской войне, сколотив отряд из болтающихся по лесам окруженцев. Как говорили, он и тогда брал далеко не всех, а только тех, кто имел при себе оружие. Четыре месяца воевал самостоятельно и в отличие от большинства подобных формирований сумел сохранить свой отряд. Уже осенью он присоединился к более крупному отряду Асташкевича, который стал теперь партизанской бригадой имени Котовского. Во время рейда познакомиться с Аганбековым Сухих не удалось. Отряд шел далеко впереди, разведывая путь, и из его бойцов в бригаде появлялись лишь связные. Да и не до знакомств особых было…

…Попав в лагерь, несмотря на свой крайне ограниченный партизанский опыт, Сухих увидел, что «казахи» – это и в самом деле «не все остальные». В лагере было заметно отсутствие бестолковой суеты и прочей «партизанщины». Из мелочей более всего бросалось в глаза, что бойцы Аганбекова решительно игнорировали повальную партизанскую моду на ношение бород. Все были чисто выбриты – будто находятся в военной части в нашем тылу, а не в немецком. Но это была частность. Главное же – остальные отряды только еще обустраивались, а этот уже был готов к активным действиям. Хотя первым из этих действий должна была быть разведка. В том числе – та, которая интересовала особиста: требовалось прощупать настроение в ближайших населенных пунктах, узнать, с кем можно иметь дело, а с кем – нет. То есть налаживать агентурную сеть.

На ходу Аганбеков продолжал разговор.

– Товарищ старший лейтенант, я вполне понимаю важность стоящих перед нами задач. Я вчера послал своего разведчика, Мельникова. Кроме действий в интересах отряда ему приказано провести и более глубокую разведку.

– Мельников? Слышал о нем краем уха. Он вроде бы местная знаменитость?

– Хороший разведчик, – сдержанно отозвался командир отряда. – Но склонен к неоправданному риску.

Особист про себя усмехнулся. Аганбеков в партизанском крае был известен как один из самых отчаянных командиров. Так кто ж тогда этот Мельников, если его и казах считает чересчур рисковым парнем?

Командиры между тем приблизились к краю лагеря. Тут росло несколько небольших елок, из-за которых доносились голоса и аромат незнакомого табака. Видимо, разведчики осваивали сигары, которые еще во время рейда прихватили в немецком грузовике, имевшим несчастье попасться им на пути при пересечении одного шоссе. Кто-то рассказывал:

– Нет, братцы, вы уж мне поверьте. Все эти истории про финских снайперов на деревьях – это сказки дедушки Мазая. Не было такого! Да и сами посудите. Залезть-то на дерево можно. А засекут тебя – куда отходить будешь? Как белка, по деревьям прыгать? Да и стрелять сквозь ветки сверху вниз… Наблюдатели на деревьях – вот это сколько угодно.

– Это мой боец, Макаров, с вашими людьми опытом делится. А ему есть чем поделиться…

Аганбеков запомнил этого парня, который приехал утром в отряд вместе с особистом. Он был тоже в армейской форме, с погонами старшины. Опытным взглядом пограничник сразу определил, что парень до заброски в партизанский лес отнюдь не тыловой склад валенок охранял…

Командиры обошли елки. За ними и в самом деле сидело пять человек разведчиков из отряда и этот самый Макаров, крупный чернявый парень. При виде командиров все поспешно вскочили. Что, кстати, в партизанских отрядах случалось тоже далеко не всегда. Дисциплина у них бывала очень разная.

– Сидите, – махнул рукой Аганбеков. – Про Мельникова ничего не слышно?

– Никак нет. Думали, с утра придет, а все нет…

Вдруг Макаров, расслабленно сидевший, поставив свой автомат прикладом на землю, в мгновение ока вскочил – а оружие было уже в его руках, со взведенным затвором… Мастер… К счастью, один из партизан ударил рукой по стволу.

– Свои!

Сухих обернулся – и поймал себя на мысли, что рука его тоже непроизвольно потянулась к кобуре.

Особист достаточно насмотрелся на бойцов немецких спецподразделений. И на диверсантов, и на десантников. Работа у него была такая – этих типов ловить, а потом и допрашивать. Так вот, субъект, совершенно бесшумно появившийся из-за куста, за которым, кажется, и собака не смогла бы спрятаться, выглядел точь-в-точь как немецкие диверсанты. Это был высокий здоровенный парень, одетый в немецкий камуфляжный эсэсовский костюм с откинутым капюшоном, кепи с характерным большим козырьком и высокие парашютные ботинки. В руках он держал «шмайссер», к тому же на поясе красовалась кобура и финка. Понятно, почему Макаров так среагировал. У него-то опыт общения с подобными персонажами – как с немецкими, так и с финскими – был куда богаче… Да и общался он с ними в полевых условиях, а не в кабинете.

– Вот, Мельников, дошуткуешься ты когда-нибудь, – проворчал партизан, который отвел автомат Макарова. – Сейчас этот парень всадил бы в тебя полдиска. У него, видать, на такую форму одежды реакция четкая, да и, судя по нему, он бы не промахнулся…

В ответ Мельников лишь улыбнулся. И тут Сухих понял, что знаменитый партизанский разведчик, про которого в бригаде рассказывали разные лихие истории, очень молод. Лет восемнадцать, не больше. Просто у него были резкие черты лица, которые его старили; козырек кепи скрывал глаза. И фигура у него была массивнее, чем у ребят его возраста. Но на то старший лейтенант и был особистом, чтобы разбираться в людях. Теперь стали понятны слова командира про «склонность к неоправданному риску». Хоть и герой, а все равно мальчишка.