Игорь Николаев - Линия фронта

Снаряд упал в реку, взметнув столб воды. Евгений укрылся за деревом и продолжал наблюдать переправу, узнал в лицо бегающего по берегу полкового инженера и тогда вспомнил: форсирует полк второго эшелона, потому что передовой с вечера ввязался в бой с заслоном противника и вместе с ним сместился на правый фланг, чуть ли не в полосу соседа. Потому-то и понтонеров кидали — в ожидании успеха — сначала в одну сторону, потом в другую…

В воду плюхнулся еще снаряд, вслед за этим сосредоточенный огонь накрыл переправу. Теперь уже было отличимо: противник стрелял издалека, из-за левого фланга. Вода на реке закипела, четыре амфибии с сорокапятками, вырываясь из шквала, резко повернули вниз, по течению; они выстроились в кильватер, вышли из огня и плавно, одна за другой, сели на мель.

— Сапе-е-еры! Сапе-е-еры!

Евгений с необъяснимым облегчением оторвался от спасительного дерева и побежал по кромке обрыва. Он мог бы послать во взвод связного, но не сделал этого, отдал распоряжение лично. Возвращаясь через покинутые артиллерией позиции, Евгений все еще чувствовал приятную раскованность, в груди было хорошо, дышалось свободно и легко, и он рысил к тому же дереву, у которого торчал до обстрела. Под случайным этим деревом утвердился его наблюдательный пункт, и он пробирался к нему, хотя поблизости пустовали более удобные орудийные окопы — со щелями, нишами и ровиками. Пробирался, потому что именно возле этого дерева могли найти его подчиненные и связные, позвать к телефону на переправе или к начальству, доложить и получить указания. По всему лесу жахали снаряды, фыркали осколки, сыпался песок, летели коряги, но Евгений упорно перебегал и наконец прилег за «своей» сосной.

На реке дыбилась вода, рыскали лодки, урчали моторы. Севшие на мель амфибии занесло течением, развернуло, будто магнитные стрелки. Евгений наблюдал, как отчалили от берега лодки с его саперами; две из них пересекли стремнину и одновременно прибортнулись к ближней амфибии. Саперы попрыгали в воду.

— Во-оздух! — гулко раздавалось в лесу.

Рассвет набрал силу, видимости прибавилось, из дымки выколупнулись самолеты. Их курс не оставлял сомнений.

Саперы тоже обнаружили воздушную опасность, потому что дружно навалились на увязшую амфибию, раскачали и сдвинули, под винтом забурлила вода, оттуда понесло бурую муть, и амфибия с пушкой на борту поплыла. Саперы направились ко второй машине, они растянулись и брели по шею в воде. С берега казалось, будто нацеленные на реку крестоносцы пикировали на саперов, и хотя это было не так — летчики вряд ли могли видеть солдат в воде, и первые бомбы легли далеко от них, почти у берега, — впечатление не пропадало. Евгений не заметил, как поднялся и отошел от дерева, все в нем кипело, он представлял оглушенных взрывами саперов, видел рассеянные зенитками шарики дыма и неизвестно каким чутьем угадал появление долгожданных понтонных грузовиков. Передний буксировал на тележке катер.

— На воду! — заорал Евгений так, словно катер пытался скрыться. Махая рукой, он рванулся за машиной. Водитель превратно истолковал команду и затормозил. Евгений вскочил на подножку: — Вперед!

Автомобиль с ходу развернулся, сдал и притонил катер. Евгений на ходу отпускал крепления, торопил моториста, но тот уже заводил, мотор чихнул, и Евгений схватился за багор.

Этим багром он через несколько минут и подцепил в воде одного, затем другого тонущего сапера, наконец, третьего. Третий был мертв: под каску залетел осколок. Оглушенные саперы, отдышавшись, забрались в катер, посидели чуток и опять кинулись в воду — помогать товарищам. С помощью катера они сняли с мели остальные амфибии, катер повернул к исходному берегу.

После налета «юнкерсов» в мутной воде плыли щепки, на стрежне нырнуло под днище катера бревно; течение проволокло по борту столб с пучками оборванных проводов, столб поплясал за кормой и, как привязанный, устремился за катером. Евгений оттолкнул его багром, но столб подтянулся к корме, двигатель заглох.

— Винт… — сказал моторист. — Провод намотался.

Катер потерял ход, его сносило течением. На берегу разорялся командир понтонной роты — у него гуляли паромы, — а Евгений стоял в катере и толкал багром сорванный бомбой телеграфный столб. На носовой деревянной решетке навзничь лежал мертвый сапер, глаза его были открыты. Евгений отодвинул ногу, боясь наступить на ладонь убитого.

Катер выручила весельная лодка, и когда Евгений соскочил на берег, уже был собран второй паром, на погрузку подошел танк; но отбуксировать на ту сторону пристань было нечем — у катера полетел винт, пришлось и пристань тянуть на веслах. Пристань поставили в створ и завели трос, хотя по тросу можно было гонять только один паром…

Первая же ступившая на заречную траву тридцатьчетверка пересекла кустарник и повела за собой пехоту. Плацдарм расширялся, на берег пригнали пленных, и по цифири на погонах можно было судить, что все они одного полка. Старший — фельдфебель, с витой окантовкой на петлицах и погонах, — прижал руки по швам и обратился к прибывшему на пароме Крутову с длинной тирадой. Евгений отмахнулся от него, но тот был настойчив. «Камрад, камрад!..» — повторял он, и в конце концов пленные под командой того же красноволосого фельдфебеля вступили на паром, сменили понтонеров, дружно схватились за трос, и полетела команда: «Айн-цвай!.. Айн-цвай!..» Как всякие добровольцы, работали они усердно, похоже было, что в плен они сдались не без влияния своего бравого фельдфебеля.

Так или иначе, но и в плену дисциплина есть дисциплина, над рекой долго неслось фельдфебельское: «Айн-цвай!.. Айн-цвай!..»

Евгений со своей ротой и запасом мин перебрался на плацдарм, как только обозначилась первая контратака противника. «Запорол катер…» — на прощанье бросил ему лейтенант-понтонер. Евгений только пожал плечами: он уже был на пароме, выяснять отношения не имело смысла.

Небольшой еще плацдарм жил особой жизнью. Командир стрелковой роты лежал в десятке шагов позади цепи, когда по нему хлестнула откуда-то слева очередь. Он зло посмотрел в ту сторону и цыкнул на подбежавшего Евгения. Тот распластался рядом.

— Что залегли? — задал он дурацкий вопрос.

— С тыльной стороны — все стратеги!.. — прорвало пехотинца.

— Да я что…

— Ты прикрой слева! Видал?

За песчаным надувом подвигалось что-то массивное, в зарослях виднелась похожая на черепаху башня с крестом; и ползла она медленно, будто нащупывала путь. Вслед выползла вторая башня, третья, четвертая… Танки не стреляли, по ним тоже не били, и казалось, будто они исподтишка крались, рассчитывая на внезапность. Но обоюдная тишина эта была обманчива…