Игорь Николаев - Линия фронта

— Янкин, возьми ломик.

Евгений насторожился: не тот ли Янкин, с которым пересекали они в сорок первом Украину? Он пошел прямо на солдата и уже издали понял, что тот самый; глядел в лицо Янкина и видел, что солдат тоже узнал его.

— Товарищ ротный… товарищ капитан… Евгений Викентьевич… — Лопотал Янкин. Евгений неловко схватил солдата за шею и поцеловал. Оба они, в два голоса, заговорили, не слушая друг друга и не видя никого. Евгений обнимал солдата, а Янкин в смущений шептал: «Евгений Викентьич, вон как…» Они присели над обрывом, никто не мешал им, все понимали — какая встреча у людей, не лезли с расспросами.

Все лицо и грудь Янкина были иссечены осколками, все было в шрамах и синих пороховых крапинах, будто в татуировке. Тяжело, медленно поправлялся он после подрыва на минном поле, четыре операции перенес. Но это ничего — не свататься! — хуже, что его донимали, особенно на перемену погоды, раны в груди. Янкин был уже немолод, но бодрился, поведал, как предлагали перевести его в кашевары…

— О ком еще… О Бойко нашем слышали? — спросил он.

— Не-ет… Нет, ты подумай! В Белоруссии довелось. Ой, Янкин, откуда ты, чертушка?

— Это вы откуда? Я после госпиталя уже полных два месяца.

— Ну и ну! Как вспомнишь, бывало…

Янкин замолчал; он всегда был не говорун, а тут за пять минут выложил столько, что на месяц хватило бы.

К ним подошел Наумов. Сержант из вежливости остался чуть в сторонке, но Янкин как бы пригласил его к разговору:

— На днях ба-альшой юбилей!

— Какой? — оживился Наумов.

— А двадцать второе.

Оба примолкли. Евгений понял их внутреннее состояние: подготовка к наступлению уже несколько дней держала всех в напряжении, это напряженное возбуждение выливалось то в смех, то в раздражительность, а то и в неудержимую болтливость… Да и заботило Евгения в эти минуты другое: как доставили в медпункт раненого Сашку; казалось, только сейчас дошел до него смысл поведения Сашки: тяжело ранен, а полз не в тыл…

Работы на переправах почти всюду свернулись, настала беззвучная и потому тяжелая пауза, в которой привыкшие к сутолоке саперы не находили себе места. Евгений, сидя под обрывчиком, не раз уже смотрел на часы, но время словно остановилось, он ловил себя на обрывках беспокойных мыслей, связанных с этой речушкой в нейтральной полосе и переходами через нее… «За мосты на Лучесе отвечаете лично», — напутствовал его комбат. Комбат час назад был здесь, остался доволен ходом работ и ушел в другую роту.

— Товарищ капитан, телефон!

Евгений взял трубку. Говорили из штаба батальона, требовали сводку о выполненных работах.

Работа на мосту кончилась, над Лучесой светало. Поднявшись в рост, можно было в густой синеве различить опушку леса на той стороне, за поймой. Ночью там было спокойно, однако под утро немцы взялись кидать то на дорогу, то в реку снаряды и мины, будто догадывались о чем-то… А может, так казалось, они ведь каждое утро крестили нашу оборону, хотя все к этому привыкли, и только нынче каждый выстрел принимали настороженно, с опаской. Евгений стоял с трубкой в руке и смотрел за реку, но лес, пожалуй, скорее угадывался, нежели был виден; не зная — не отличишь. Вровень с глазами волновалась некошеная трава, оттуда наносило луговой запах. Евгения потянуло лечь, он зевнул и положил трубку. В синеве порхнула птаха, Евгений повел за ней глазами, повернулся и увидел шедших к обрыву солдат; шатаясь, они несли на плечах последние плахи и жерди. На самом мосту уже никого не было, лишь в воде, возле рамных опор, стояли с топорами в руках саперы: детали моста были только приживлены, с началом артподготовки предстояло вогнать штыри и скобы по-настоящему.

— Вы безотлучно в роте? — спросил Евгений Наумова.

— В сорок третьем было ранение. На побывку пустили, неделю подарил начальник. Медаль и отпуск — в один день.

— Счастливый!..

Сержант понимающе повел головой, спросил разрешения солдатам курнуть — дым в рукава. Евгений позволил — и опять:

— Значит, в армейских саперах? А я как попал в госпиталь, так и провалялся. Украина, потом Кавказ…

— Скажите, куда допер Гитлер!

Евгений задумчиво посмотрел в умные глаза сержанта, но ничего не сказал, перевел взгляд на циферблат. Саперы тоже примолкли, ждали артподготовки на своем участке, ждали наступления. Евгению было то жарко, то холодно, он наконец накинул на плечи шинель. Наумов с цигаркой в кулаке на носках пробалансировал по настилинам, склонился, дал затянуться мокнущему в воде саперу, потом другому. Оба по очереди сосали самокрутку и неторопливо выпускали под пролеты дым.

— Дорвались? — приговаривал Наумов.

— Уши опухли, сержант…

До первого залпа оставались считанные минуты… Евгений зябко повел плечами, на гимнастерке его звякнула медаль.

Медаль «За оборону Кавказа» Евгению вручили уже в Белоруссии — двадцатого июня, за три дня до начала прорыва, когда его неожиданно вызвали в штаарм — к начальнику инженерных войск. Впрочем, в тот день Евгению все равно нужно было в батальон, он поехал и узнал о награждении, так что шел он к полковнику в том спокойном и приятном настроении, которое образуется, когда ты уверен, что вызывают не для разносов и внушений. Армейский инженерно-саперный батальон дислоцировался в том же лесу, что и КП армии, однако дорога в штаарм лежала через небольшую, чудом не сожженную зондеркомандой деревеньку. Из деревеньки этой жителей выгнала в свое время оккупация, многие ушли куда глаза глядят и погибли, но кое-кто вернулся после освобождения, и через малое время в избы понабилось столько народу — родни, погорельцев, беженцев, — что втиснуться в дом человеку было мудрено. Армейское командование не пользовалось там ни единой постройкой и строго приказало частям: никаких мастерских, никаких складов и тому подобных воинских учреждений не располагать в деревне. Однако же всякий проезжающий тянулся к жилью, это была потребность — подышать жилым духом, перемолвиться с бабой, со стариком или хоть с детьми. Не упустил случая и Евгений, он зашел в одну из серединных изб, потому что в первой и второй от края уже балясничали какие-то служивые: может, связисты, бредшие по линиям, а может, заезжие шофера или снабженцы; маршрут этот проходил через армейский узел связи и выводил в тыловые части. Впрочем, по лесным дорогам даже в светлое время подтягивались свежие части, а уж ночью ползли сплошные колонны: тягачи с пушками, танки, транспорт… В эти последние перед наступлением дни Евгений по большей части сидел на передовой, но все же дела изредка выгоняли его на часок в штаб батальона, и тогда он примечал по опушкам и рощам новые позиции артиллерии, видел отпечатки гусениц на лесных просеках и проезжающих на «виллисах» в штаарм хорошо экипированных офицеров. Видели движение войск и жители деревеньки, и в разговорах с заезжими так или иначе выказывали к этому свое отношение.